– Зачем ты искала меня, Далла?
– Пойдем, кое-что покажу!
Держась за руки, словно мать и дитя, они двинулись вниз по берегу реки, высматривая Бардек. Здесь, в мире Опекунов, как эльфы называли народ Эвандара, любой образ мог легко стать реальностью, во всяком случае, для тех, кто превзошел это искусство. Прежде всего Даландра создала мысленный образ Джилл, как можно более ясный, со всеми подробностями, затем перенесла его изнутри своего сознания вовне, вписала в пейзаж так, словно видела Джилл перед глазами – это был мыслительный прием, не имеющий ничего общего с чародейством, хотя люди неосведомленные поверили бы в это с трудом. Мысленные образы были неживыми, даже здесь, в мире чудес, и быстро развеивались, как те фигуры, которые мы улавливаем в облаке или в огне. Но в той или иной точке пространства один из образов задерживался дольше, становился ярче и плотнее. Элесари восторженно следила за действиями Даландры, когда та останавливалась в этих точках и творила новый круг образов. И каждый раз какие-то из них становились более отчетливыми, указывая, в какую сторону направить следующий шаг.
По мере того, как они продвигались, местность вокруг менялась. Река стала уже, обмелела, сочная трава увяла, сделалась бурой и ломкой. Приходилось огибать большие валуны, еле удерживаясь на узенькой полоске земли, а потом неизвестно откуда возникла усыпанная щебнем дорога, уводящая в густой туман. Мгновенно сгустившиеся сумерки погасили все оттенки цвета, кроме опалово-серого и сиреневого.
– Ну вот мы и пришли, – сказала Даландра. – Взгляни на город смертных!
Они поплыли сквозь туман, словно птицы, парящие в вышине, потом по виткам невидимой спирали стали спускаться все ниже, ниже, пока туман не исчез, открыв усыпанное звездами небо. Под ними раскинулся большой город, мерцающий в вечернем зное Бардека. Там и тут на темных улицах мелькали золотыми искорками фонари в руках горожан, расходящихся по домам. Только посредине обширное освещенное пространство обозначало рыночную площадь – там виднелись пестрые флажки, расписные палатки. За пределами этого геометрически правильного пространства улиц и огней простиралась до горизонта, чуть тронутого последними зеленоватыми отблесками заката, темная и сухая равнина. Тихо ахнув от восхищения, Элесари скользнула было вниз, следуя призывной музыке, доносившейся с земли, но Даландра удержала ее.
– Не сейчас, тебе еще рано, увы. Нравится, да?
– Увижу ли я чудеса, подобные этим, когда явлюсь в этот мир, Далла?
– О да, – Даландра ответила не сразу, не желая говорить правду. – Но, боюсь, сделавшись реальностью, этот мир потеряет большую часть очарования. Ты просто будешь считать его обыденным, как и тот, где ты сейчас обитаешь.
Последний из созданных Джилл фантомов указал им дорогу к караван-сараю на краю города. Лошади и мулы дремали у коновязей среди разбросанных беспорядочно пальм, люди сновали туда-сюда или сидели у костров. В отдалении над фонтаном вздымался серебристо-голубой столб стихийной силы воды, сияющий, как путеводный маяк. Рядом с фонтаном, на низкой скамеечке, поджав ноги сидела Джилл. Даландре казалось, что они подошли к ней вполне обыкновенным образом, но, судя по тому, как удивленно вскрикнула Джилл, они появились перед нею внезапно.
– Джилл, со мной сегодня Элесари. Ей предстоит привести своих соплеменников в наш мир, когда настанет час.
– Значит, ты очень храбрая, Элесари, – Джилл встала со скамьи, приветствуя их. – Я преклоняюсь перед тобой!
Девочка ответила ей очень серьезным взглядом и неожиданно застеснялась.
– Понимает ли она, что это означает на деле, Далла? – спросила Джилл.
– Надеюсь, что понимает.
– Лучше удостоверься в этом. Возлагать такое бремя на кого-то, не предупредив, что его ждет, это…
– Но, Джилл, если они не отважатся на это, им предстоит умереть. Истаять, рассеяться… Но пока кто-то первый не начнет, этого не сделает никто!
– И все же, она должна знать…
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она поняла.
– Хорошо…
Какое-то мгновение они молча разглядывали друг друга поверх потока слов. Даландра могла лишь догадываться, как она выглядит в глазах Джилл, но для нее смертная чародейка казалась статуей из цветного стекла, блестящей и переливающейся. Такие тонкости, как выражения лица или оттенки интонаций не проступали сквозь это стекло, но Даландра ощущала тревожное ожидание Джилл как колючку в старой ране, и раной этой было чувство вины. Обратившись к собственным мыслям, она полностью потеряла это видение. Облик Джилл стал плоским, потом начал уменьшаться, будто его уносило прочь быстрым ветром.
– Джилл! – выкрикнула она. – Острова… Эвандар… будет искать их!
Никак нельзя было выяснить, услышала ли ее Джилл. Все закружилось, их втянуло в подвижный водоворот миров, зеленых и золотых, белых и красных, пурпурный ветер вихрем проносил мимо лица и части лиц, слова и имена, странных существ, обрывки пейзажей, и все это неслось по кругу, все скорее и скорее, вверх и вверх; Даландра обеими руками держала Элесари, пока их крутило и уносило ввысь сквозь вьюгу имен и обликов, и наконец, с треском, напоминающим удар клинка по деревянному щиту, они упали на траву приречного луга, где народ Опекунов танцевал под летним солнцем. Элесари перекатилась на спину и расхохоталась.
– Ох, как чудесно! Замечательная игра! Далла, а рождение похоже на то, что сейчас было?
– Да, только в обратном порядке. То есть ты будешь двигаться не вверх, в вниз.
– И где же я окажусь? – Элесари села, обхватив руками колени.
– В таком месте, где темно и тепло, где тебе будет спокойно и уютно. Ты проведешь там долгое время, – Даландра рассказывала ей это уже сотню раз, но девочке нравилось слушать снова и снова. – Потом ты окажешься в другом месте, ярко освещенном, кто-то возьмет тебя на руки, и ты узнаешь, воистину узнаешь, что такое любовь. Но выйти на свет будет нелегко, милая Элли. О, совсем не легко…
– Ты говорила мне, что придется туго. Боль, кровь и слизь… – она нахмурилась, поглядев на цветущие поля. – Я не хочу слышать про это еще раз, пожалуйста, сейчас не надо!
Сердце Даландры глухо застучало; в тысячный раз спросил она себя, правильно ли поступает, достаточно ли у нее знаний, чтобы оказать добрую услугу этому странному племени, угодившему в возмущенный поток, в убийственную приливную волну Времени. Невероятно давно по счету вселенной вспыхнули души их, как и души всех прочих существ, – искры негасимого пламени, коим предстояло познать бремя воплощения и вращаться на колесе Жизни и Смерти, но отчего-то – сами они уже не могли вспомнить причину – они «отстали», как им было свойственно выражаться. Не пройдя испытания в физических мирах, они были обречены на исчезновение, но, прожив долгие века в волшебном мире, который им удалось найти – или создать, Даландра не знала точно, – они воспринимали юдоль зловония, горя и боли, именуемую жизнью, как нечто отвратительное. Один за другим угаснут они и уйдут в небытие, словно искры, взлетевшие слишком высоко, если только кто-нибудь не укажет им дорогу в реальные миры. Я слишком мало знаю, – думала Даландра, – и не понимаю сама, что делаю. Мне недостает сил, и побуждения мои смутны. Я не сумею, ничего не получится, я не смогу спасти их…
