— Отступайте! — заорала Гвенивер. — Они прорвались сзади!
По одному осторожному шагу за раз, отряд отступил, сражаясь за каждую пядь. Солдаты пытались рассредоточиться, пока люди из Кантрейя потоком врывались в ворота. Двор охватило безумие смерти. Рикин начал ругаться. Он слышал, как Гвенивер хохочет и воет, в своем обычном приступе неистовства. Внезапно небо потускнело. Когда Рикин сделал быстрый выпад, атакуя врага, то почувствовал запах дыма и увидел большое густое облако, поднимающееся к небу. Двигаясь назад, к круглому зданию, задевая тела убитых друзей и врагов, задыхаясь от дыма и нанося удары, Рикин все же успел посмотреть в сторону Гвенивер. Он услышал ее хохот, когда толпа врагов окружала их. Теперь неприятели добрались до здания и удерживали дверь, а оставшиеся от боевого отряда Кермора воины по одному заползали внутрь. Их набралось восемь человек.
— Заходи туда, Рикко! — заорала Гвенивер.
Он шагнул внутрь и отступил в сторону, освобождая ей место, затем помог Камлуну запереть дверь. Дом нагревался, верхние этажи пылали. Лошади взвивались на дыбы и ржали в панике, когда воины схватили их под уздцы и потянули вперед. Снаружи люди Кантрейя колотили по деревянным ставням. Наконец обезумевших лошадей собрали у выхода. Рикин и Камлун распахнули дверь, парни позади них закричали и начали бить лошадей по бокам. Давя все на своем пути и лягаясь, лошади вырвались наружу и бросились на толпу врагов.
Рикин развернулся и начал отдавать новый приказ. Затем увидел Гвенивер и слова застыли у него в горле.
Она, шатаясь, отходила в сторону, чтобы умереть возле стены. В ярости битвы Рикин не заметил, как ее ранили. Он побежал к ней, упал рядом на колени и понял, что она получила удар в спину в месте сочленения кольчуги. Когда Рикин перевернул Гвенивер, то увидел странно спокойное лицо. Ее красивые голубые глаза были широко открыты. Кровь заливала все вокруг. И только тогда Рикин по-настоящему понял, что не доживет до конца дня. Он бросил меч, схватил Гвенивер, как талисман, и бросился к двери. Густой дым спускался вниз и кружил вокруг людей Кантрейя.
— Давайте пойдем в атаку, ребята, — сказал Рикин. — Зачем умирать, как крысам?
В последний раз выкрикивая имя Глина, люди выстроились за Рикином. Камлун улыбнулся ему в последний раз, затем Рикин поднял меч, который когда-то благословила Богиня, и прямо пошел в атаку на врага. Впервые он начал хохотать — холодно, как хохотала Гвенивер, словно Богиня позволила ему в эти последние минуты занять место своей жрицы.
Рикин чуть не упал, задев за труп лошади, и бросился на первого врага, который попался ему на пути. Он убил его один ударом, затем резко повернулся, чтобы встретить щиты с крылатыми драконами, собирающиеся вокруг. Рикин нанес удар, слабый и неловкий, развернулся и бросился на другого, потом ощутил укол металла на лице, такой резкий, что на мгновение подумал, не упал ли на него горящий кусок с крыши, но тут же почувствовал, как рот его наполняется теплой и соленой кровью. Когда Рикин пошатнулся, чей-то меч вонзился ему в бок. Он отбросил бесполезный щит, повернулся и убил человека, который ранил его. Рикин пошатнулся, снова сделал выпад, подавился кровью и рухнул на землю. Враги оставили его, решив, что он мертв, и побежали дальше.
Рикин с трудом поднялся на ноги, сделал несколько шагов и снова повалился. Огонь уже полз вниз по стенам внутри здания. Рикин встал на ноги и шатаясь отправился к Гвенивер, лежавшей внутри. Каждый шаг отдавался болью. Наконец он добрался до нее. Богиня оставила их обоих. Теперь Ей нет дела до них, поэтому Рикин рухнул на пол, протянул руки, обнял Гвенивер и успокоился навсегда, держа голову у нее на груди. Его последней мыслью была молитва к Богине. Он просил прощения за то, если что-то сделал неправильно.
Богиня оказалась милостива. Рикин умер от потери крови до того, как языки пламени охватили весь дом.
Невин находился в королевском шатре в лагере, когда услышал крики и стук копыт. Это означало, что армия вернулась. Он схватил плащ и выбежал под моросящий дождь на луг, где собралась толпа. Люди в суматохе спешивались. Невин протолкнулся сквозь толпу и нашел короля, передающего поводья денщику. Лицо Глина было покрыто щетиной и грязью, на щеке остался след крови другого человека, а в светлых волосах — черный пепел.
— Никого не осталось в живых, — сказал он. — Мы похоронили всех, кого смогли отыскать, но не нашли ни следа Гвенивер и Рикина. Ублюдки из Кантрейя сожгли дан. Скорее всего, они находились внутри здания. По крайней мере, у них был погребальный костер…
— Им бы это понравилось. Пусть будет так.
— Но мы перехватили боевой отряд Кантрейя на дороге — то, что от них осталось. Мы покончили с ними.
Невин кивнул, не доверяя голосу. Это понравилось бы Гвен больше всего. Король отвернулся и крикнул кому-то, чтобы к нему привели Албана. Парень был таким изможденным, что когда подходил к королю, его качало.
— Ты можешь для него что-нибудь сделать, Невин? — спросил Глин. — Я не хочу, чтобы он заболел после того, как проявил себя и доставил нам сообщение.
После похвалы самого короля Албан больше не мог сдерживаться. Он тряхнул головой и разрыдался. Когда Невин повел его в шатер, то сам с трудом сдерживал слезы. Это будет происходить снова и снова, напоминал он себе. Кто-то, кого ты любишь, будет умирать задолго до тебя. Хотел бы он проклясть свой горький вирд. А горше всего было осознавать, что винить во всем он должен только себя.
ИНТЕРЛЮДИЯ, 1063
Выставляя капканы, не попадись в них сам.
Старая дэверрийская пословица
В обширном королевстве Дэверри были только два места, которые посещали Западные, — Кернметон и дан Гвербин. Да и там они появлялись нечасто. Горожане с любопытством смотрели на представителей Народа, когда те заезжали к ним. Ребенку, который спрашивал об эльфийских ушах, говорили, что это дикое племя подстригает уши своим детям. А ребенку, который показывал пальцем на странные глаза с кошачьими зрачками, приказывали попридержать язык, не то ему тоже подстригут уши. Людям непросто было смотреть эльфам в глаза — такова одна из причин, по которой Народ считал людей хитрыми, изворотливыми, не достойными доверия. А люди, казалось, просто отказывались признавать, что эльфы слишком уж отличаются от них.
Поэтому Девабериэль совершенно не удивился, когда стражники у ворот дана Гвербин вначале уставились на него округлившимися глазами, а потом торопливо отвернулись. Избегали они смотреть и на Дженнантара и Калондериэля, сопровождавших его, зато неплохо разглядели двух вьючных лошадей, которые тянули повозку, и двенадцать лошадей без наездников.
— Вы приехали продавать лошадей? — спросил стражник. — Если так, то вам придется заплатить налоги.
— Нет. Я привел их в виде дани тьерине.
Хотя Дженнантар и Калондериэль раньше заезжали в Элдис, внутри города они никогда не были, и Девабериэль увидел, с каким укором они смотрят на грязные круглые дома и закопченные крыши. Их удивляли эти узкие, бессмысленно петляющие улочки. Сам Девабериэль тоже чувствовал себя неуютно от этой скученности. В человеческом городе просто невозможно смотреть вдаль. Куда бы ты ни глянул, все застроено, заставлено, загромождено.
