— Никогда! Клянусь богами обоих наших народов!
Баркедианец дрожал, пот лился с него крупными каплями. Он поднялся на ноги и побежал к двери. Запирая за ним, Джил услышала, как он несется по коридору.
— Значит, Слайт? — сказал Саламандр мрачно. — Плохой знак, маленькая голубка, очень плохой знак.
— Где это? Я никогда о нем не слышала.
— Я не удивлен. Про него слышали лишь немногие. Но должен сказать, что ты определенно нагнала страха в трусливое сердце этого типа. С кем я путешествую? С ядовитой змеей?
— Будем надеяться. Говорят, что сами гадюки неподвержены яду. — Джил замолчала, поскольку ей в голову внезапно пришла любопытная мысль. — Интересно, этот человек везде видит ястребов потому, что один раз они над ним поработали? Эти шрамы…
— О, дело не в них. Я забыл, что ты мало знаешь о Бардеке. Несомненно, он участвовал в борьбе на ножах. Видишь ли, там популярен такой спорт. В одной руке держишь нож, а другая обмотана толстым слоем ткани и используется, как щит. Тот, кто наносит первый порез, считается победителем. У богатых там есть свои фавориты, они дарят им подарки и все такое. Именно так наш друг и заработал деньги на таверну. Но, поскольку она находится в районе Дна, то, вероятно, он не добился особых успехов…Или…
— О боги, мне плевать на это! Почему ты столько болтаешь? У тебя потребность трепать языком?
— Ну… на самом деле — да, потому что так мне становится легче на душе. А еще меня принимают за дурака… А я как раз и хочу, чтобы наши враги считали меня дураком. Кто станет серьезно воспринимать дурака и гадюку?
— Решено. Ты болтаешь, я буду шипеть.
— И пришла пора мне немного потрепать языком в гавани. Нам нужно купить места на судне, отправляющемся в дан Мананнан. На корабле быстрее, чем верхом, а там мы можем купить коней для последней части нашего путешествия.
— Но куда мы направляемся?
— Конечно, в Слайт. Ох, моя красивая маленькая дикая голубка, тебя ждет самый странный сюрприз.
* * *
Поскольку отправка пленника в Аберуин для дальнейшего расследования стояла в самом низу списка королевских дел, Перрин гнил в тюрьме еще несколько дней и каждый последующий казался еще более скучным, чем предыдущий. Ему было нечем себя занять, кроме сна и плетения узоров из соломы, и он почти обрадовался, когда однажды утром появился Мадок и объявил, что во второй половине дня Перрин уезжает.
— В Керрмор идет галера с депешами, и у них нашлось место для конокрада. Там тебя переведут на торговое судно. Не советую убегать. Капитан торгового корабля — мужчина серьезный.
— О… э-э… я не стал бы на вашем месте беспокоиться. Я не умею плавать.
— Хорошо. Теперь слушай дальше. Когда тебя доставят в Аберуин, ты должен быть честным с моим дядей. Он посмотрит, что можно сделать для спасения твоей шеи.
— Наверное, мне следует вас поблагодарить, но почему-то у меня язык не поворачивается.
К большому удивлению Перрина, Мадок рассмеялся искренне и весело, а затем ушел. Путешествие вниз по течению прошло быстро и легко. Галера добралась до Керрмора как раз в тот день, когда его покидали Джил с Саламандром. Пока Перрина передавали людям гвербрета, он чувствовал ее присутствие, а затем почти сразу потерял след. Его доставили в дан гвербрета Ладоика, где Перрин провел трудную ночь в крошечной камере, где было холодно и сыро из-за густого тумана. Утром за ним пришли два солдата из боевого отряда гвербрета. Они связали ему руки за спиной и под конвоем доставили в гавань. У Перрина болели все суставы. Идти со связанными руками было страшно неудобно. В гавани, в конце длинного причала, качалось большое бардекианское торговое судно с низкой осадкой и треугольными парусами. На сходнях стоял огромный человечище.
Его рост составлял около семи футов, у него были очень мускулистые руки и плечи, а кожа такая темная, что казалась черной, как ночь, с синеватым отливом. Да, он действительно выглядел сурово, как и предупреждал Мадок. Холодный спокойный взгляд гиганта неожиданно напомнил Перрину королевского конюшего.
— И это и есть королевский пленник? — У гиганта оказался такой низкий и грубый голос, что создавалось впечатление, будто по причалу прокатился бочонок.
— Да, капитан Элейно, — отозвался один из стражников. — Смотреть не на что, правда?
— Если лорд Мадок хочет оплатить провоз до Аберуина этого горностая в летней шубке, я не стану спорить. Берем его на борт.
Элейно схватил Перрина за рубашку одной огромной ручищей и поднял его на несколько футов над землей.
— Доставишь мне хоть малейшее беспокойство, и я тебя выпорю. Понял?
Перрин только завизжал в ответ. Элейно легко перебросил его через борт, и Перрин шлепнулся на палубу. Капитан дал знак матросам, таким же темнокожим и огромным, как и он сам.
— Отведите его в трюм и проследите, чтобы во время плавания его кормили и давали пресную воду.
Хотя со стороны капитана корабля было очень мило позаботиться о том, чтобы пленника кормили, это оказалось пустой тратой продуктов. Как только корабль вышел в открытое море, желудок Перрин решил вывернуться наизнанку. Морская болезнь накатывала на него волнами, он лежал на соломенном тюфяке, стонал и мечтал умереть. Время от времени к нему заглядывал кто-нибудь из матросов, проверить, как он там, но на протяжении всего тридцатичасового плавания ответ был одним и тем же. Перрин смотрел на них слезящимися глазами и умолял повесить его и покончить с мучениями. Когда корабль наконец причалил в Аберуине, морякам пришлось выносить Перрина на руках.
Лежание на досках причала, Перрин воспринял как приход в райские обители. Обеими руками он держался за неотесанное грязное дерево и думал, не поцеловать ли его. Прохладный морской воздух прочищал ему голову, уходили последние позывы к рвоте. К тому времени, как прибыли люди гвербрета с телегой, Перрин почти радовался жизни. Даже водворение в новую камеру не испортило его хорошего настроения. Пусть он сидит взаперти на грязной соломе, но она покрывает настоящий прочный пол.
А затем хорошее настроение улетучилось. Он замерз, и ему становилось все холоднее. День был серым и туманным, холодный ветер залетал в зарешеченное окно. Перрину не дали ни одеяла, ни даже плаща. Он сжался в углу и зарыл ноги в солому, но вскоре принялся дрожать всем телом. К тому времени, как кто-то подошел к двери, у него потекло с носа. Дверь открылась. На пороге появился высокий старик с копной белых волос. Он был одет в простые серые бригги и рубашку с вышитыми красными львами. Когда старик заговорил, у Перрина все тело свело судорогой. Потом на него словно набросилось множество невидимых котов, которые принялись драть его когтями, впиваясь так глубоко и болезненно, что он закричал и стал корчиться на полу.
— Прекратите! — приказал старик кому-то невидимому. — Вы все, прекратите это немедленно!
Перрин покорно застыл на месте, и боль исчезла. Перрин удивился — почему старик обращался к нему на «вы», да еще называл его: «вы все».
