Позднее Невин зашел проведать Белиан, которая сидела на кровати и прикладывала младенца к груди. Ребенок родился большой, весом около восьми фунтов. У Даумира были мягкие тонкие светлые волосики, он с готовностью сосал грудь и время и времени удовлетворенно гукал.
— Вскоре придется добавлять ему и коровьего молока, — заметила Белиан. — Судя по тому, сколько требуется этому маленькому голодному зверьку.
— Несомненно. А ты не скучаешь по его отцу?
Белиан задумалась над вопросом, перекладывая ребенка к другой груди.
— Немного, — признала она наконец. — Все лето, когда у меня на ферме было столько работы, я едва ли его вспоминала, но теперь, когда, считай, началась зима, я думаю о нем. Надеюсь, с ним все в порядке, где бы он ни был. Лучше задумываться над тем, где он, чем ходить к нему на могилу.
— Да, это на самом деле так.
Белиан улыбнулась и нежно погладила ребенка по голове.
— Он выглядит немного по-другому. Не так, как мои старшие мальчишки, когда родились. И, несомненно, будет отличаться от них, когда вырастет. У него вьющиеся волосы, как у Маддина. И все же со временем он станет таким, как мы. Рождение и воспитание ребенка похоже на шитье. У тебя есть ткань и разноцветные нитки, но от тебя зависит, какой получится узор.
Невин внезапно улыбнулся. Она только что вручила ему недостающую часть плана. Есть ли лучший способ получить настоящего и благородного короля, чем воспитывать такового из мальчика-принца? Марин все еще молод и поддается воспитанию; ему требуются наставники, и он откликнется на нужное влияние. «Один из нас может найти себе место при Дворе, — подумал Невин. — Мы позаботимся о том, чтобы парень вырос таким, как нужно, пока сами готовим остальное.»
Той ночью Невин поднялся на вершину горы, как раз когда полная луна была в зените. Облака бежали с севера, отбрасывая движущиеся тени на спящую долину. Так давно темные тени убивают всю радость в Дэверри! Невин улыбнулся сам себе. В глубине души он увидел мир и победу Света и поверил в то, что они обязательно придут.
Глава третья
Год 837. Настоятель храма Бела Олейд умер весной. На его место конклав северных земель назначил Ретика из Хендира. Летом в храм привели маленького мальчика, страдающего падучей. У него случился припадок у ног Ретика, и мальчик крикнул, что король придет с запада. Когда мальчик очнулся, то повторил, что король находится на западе, но не мог объяснить, почему сказал это. Ретик объявил эти слова истинными…
«Священные хроники Лужарна»
В главном зале, на резном троне с высокой спинкой восседал Огреторик, король всего Элдиса и той малой части Дэверри, которую ему удавалось удерживать со своей армией. За его спиной на стене красовалась шпалера чудесной работы, изображающая Эпону в Иных Землях в сопровождении менее значительных богинь. По обеим сторонам шпалеры располагались длинные знамена из голубой и серебристой ткани, с вышитым на них зеленым драконом Элдиса. У ног короля лежал голубовато-зеленый ковер, покрывающий плиточный пол. Рядом находился бард. Личная стража стояла позади короля, а два пажа ждали с золотым кубком и графином, полным меда. Однако король спал, склонившись на сторону, и храпел. Слюна вытекла из уголка его беззубого рта. Она сползала по морщинистой коже и обвисшему подбородку. В огромном круглом зале господа благородного происхождения, их боевые отряды и собственные люди короля продолжали пировать, пытаясь не обращать внимания на сеньора.
Серебряные кинжалы — наемники — сидели в дальней части зала, где сквозило от двери и куда отлетал дым очага. Откинувшись назад на скамье, Маддин видел происходящее на возвышении и спящего короля. Через несколько минут принц Кадлью, наследник престола, поднялся на возвышение и робко подошел к отцу. Кадлью был сухопарым мужчиной, с очень худым лицом и прекрасно тренированным и крепким телом — что неудивительно после долгих лет, проведенных в седле. В его темных волосах цвета воронова крыла просматривалось много седых, а в уголках васильковых глаз собралось много морщин. И, тем не менее, он все еще в силах был сражаться с самыми лучшими фехтовальщиками страны. Кадлью взял короля за руку и потряс, чтобы разбудить, а затем увел отца из зала, окруженный стражниками, за которыми неуверенно следовали пажи. Весь зал вздохнул с облегчением. Карадок склонился вперед и зашептал на ухо Маддину:
— Готов поспорить: найдется немало таких, кто предпочтет видеть принца на этом троне.
— И определенно ты выиграешь спор. Послушай, я сгораю от любопытства. Что сказал принц, когда сегодня днем приглашал тебя к себе в покои?
— Предложил включить нас в свой боевой отряд. Я отказался.
— Что?!
— Отказался. — Карадок замолчал и невозмутимо отхлебнул меда. — Учти, я поблагодарил его за оказанную честь. Но лучше я каждое лето буду торговаться насчет оплаты наших услуг, чем поклянусь кому-то в верности.
— А, пошел бы ты в девятый круг ада!
— Послушай, Маддо! Я знаю, что это звучит великолепно — снова считаться честными людьми и все такое, но серебряный кинжал должен оставаться свободным, чтобы переходить от одного лорда к другому, если не хочет быть повешенным после поражения.
— Вероятно, ты прав. Мы слишком часто в прошлом меняли покровителей, чтобы к нам относились, как к другим членам боевых отрядов, независимо от того, что скажет о нас принц.
— Именно. Так запомни, ни слова другим.
— На твоем месте я не стал бы о них беспокоиться. Тебе давно пора знать, что мы все последуем за тобой на смерть.
Карадок отвернулся, на его глаза навернулись слезы. Маддин сильно смутился и поэтому больше ничего не говорил.
Потягивая мед, Маддин размышлял о вольном воинстве. Их насчитывалось семьдесят пять сильных и крепких мужчин, и каждый отличался кровожадностью и сражался, как демон из ада. Карадоку потребовалось три года, чтобы собрать свой отряд, и он оказался таким ценным, что даже принц был не прочь сделать их своим боевым отрядом. У каждого из них на поясе висел один из таинственных кинжалов Отто. Некоторые из лучших кузнецов при королевском дворе валялись в ногах у карлика, умоляя раскрыть секрет чудесного металла, но сердце Отто не растопили даже мешки золотых монет и драгоценных камней. Однажды он признался Маддину, что надеется когда-нибудь найти достойного преемника и передать секрет ему, но пока еще такой образчик кузнечной добродетели не появлялся на его горизонте.
После летних сражений люди Элдиса — и те, кто сражался за деньги, и те, кто давал клятву верности, — вернулись на зимние стоянки в казармы при дворе короля в Абернауде.
Этой осенью сражения затянулись надолго. Они вступали в схватки в горах с войсками Керрмора и осуществляли набеги на границы Пирдона, который народ Элдиса продолжал называть «мятежной провинцией».
Ходили слухи, что весной предстоит решительная атака на Пирдон, но такие слухи ходили каждую зиму. Дело заключалась в том, что Элдис не мог себе позволить отправить людей покорять Пирдон, снабдив их при этом необходимым количеством съестных припасов. Стране угрожали два более крупных врага на восточных границах. Маддину было совершенно безразлично, куда они отправятся весной. Имело значение лишь то, что зимой их будут хорошо кормить, и им предстоит жить в тепле.
