Через несколько секунд после того, как последний человек прошел через пассажирский вход, все люки курьерского корабля закрылись. Конечно, пилот курьера честно пытался выполнить свой долг и эвакуировать людей, но, возможно, у него просто не выдержали нервы. И потому, приняв под свою опеку такой груз жизней (не говоря уже о его собственной), он отчалил от станции, не дожидаясь больше никаких приказов, и немедленно погнал свой кораблик прочь, пытаясь спастись.
А тем временем несколько десятков пассажиров, преисполненных благодарности и все еще не избавившихся от дрожи, распределялись по довольно-таки ограниченному внутреннему пространству курьерского корабля. Гравитационные установки корабля работали, обеспечивая нормальную силу тяжести, и это действовало успокаивающе. Пассажиры занимали имеющиеся в распоряжении амортизационные кресла — в случае какой-либо чрезвычайной ситуации и исчезновения искусственной гравитации эти кресла могли обеспечить хотя бы минимальную защиту. То там, то тут среди приглушенного бормотания слышались вздохи облегчения.
Первую минуту-две после того, как курьер отчалил от космической станции, леди Женевьевой владело точно такое же приподнятое настроение, как и прочими ее спутниками, оказавшимися на борту курьерского корабля. Беженцев охватила восхитительная и несколько наивная уверенность, что они уже спасены.
Леди Женевьева как раз разговаривала с кем-то из членов своей свиты — кажется, ругала за грубость то ли телохранителей, то ли специалистку по связям с общественностью, отпихнувшую ее при посадке, — а может, пыталась найти извинение подобному поведению, когда последовал еще один удар.
По сравнению с ним предыдущий взрыв, произошедший еще в то время, когда они находились в лаборатории, был сущим пустяком. А вот этот — настоящим бедствием. В долю секунды молодая супруга премьера была прервана на полуслове и ввергнута в водоворот потрясения и ужаса.
И Женевьева потеряла сознание.
Придя в себя несколько секунд спустя, леди Женевьева огляделась по сторонам. В кабине стало холодно, и ее заполнили клубы тумана — результат внезапной разгерметизации. Постепенно Женевьева вспомнила, как она здесь очутилась, и принялась озираться в надежде отыскать подходящий ей скафандр. Но если на борту курьерского корабля и было аварийное оборудование, Женевьева понятия не имела, где же его искать.
Леди Женевьева была оглушена и смутно ощущала боль во всем теле. Кроме того, дыхание было затруднено, как будто у нее была повреждена грудная клетка. Женевьева с трудом выбралась из амортизационного кресла. Только сейчас леди сообразила, что искусственная гравитация почти исчезла; должно быть, убывала она постепенно. Огоньки аварийного сигнала продолжали мигать.
Медленно передвигаясь, Женевьева добралась до стены каюты. Леди смутно, словно во сне, осознавала, что двигается лишь она одна. Прочие тела вяло плавали в пространстве. Некоторые пассажиры остались сидеть в креслах и теперь слабо корчились и стонали. Женевьева слышала — почти чувствовала — тонкое посвистывание убегающего из пробитой кабины воздуха. Он вытекал медленно, но быстрее, чем резервные баки могли его восстанавливать.
Женщина развернулась и двинулась вперед, в том направлении, где, по ее смутным представлениям, должна была находиться пилотская рубка. Там должен был оставаться пилот — человек или компьютер, ну хоть кто-нибудь! — и он по-прежнему отвечал за Женевьеву и за других пассажиров, нуждающихся в помощи. Но почему-то оказалось, что она не может открыть дверь — или люк, — ведущую в главный пассажирский отсек. В двери было небольшое стеклянное окошко. Женевьева дотянулась до него. Хотя видимость оказалась очень плохой, можно было понять, что за дверью нет ничего, кроме искореженных обломков.
А убегающий воздух все продолжал тихо свистеть… Система герметизации тщетно, но упорно пыталась исправить повреждение.
Теперь вокруг Женевьевы — такие слова, как «вверху», и «внизу» быстро утрачивали практический смысл — плавали мертвые тела и умирающие люди. Правда, было еще несколько человек, которые, подобно Женевьеве, сумели выбраться из кресел, но ни на что большее их не хватало. Женевьева отметила, что ни у кого из выживших не было даже простейшего скафандра или другого оборудования, способного стать преградой между человеком и пустотой, караулящей за корпусом корабля. А корпус этот, и без того довольно хрупкий, был пробит.
Двигатель продолжал работать, но как-то судорожно, неровно. Женевьева слышала его шум. Он доносился из-за пределов отсека, ставшего ловушкой для нее самой и ее несчастных спутников. Потом откуда-то послышался голос автопилота, пытающегося успокоить пассажиров. Послышался и тут же оборвался. Потом он зазвучал снова, с обычной невозмутимостью робота дважды повторил: «Пожалуйста, оставайтесь на своих местах», — после чего заглох окончательно.
Стараясь не обращать внимания на боль во всем теле, Женевьева принялась трясти то одного, то другого спутника, пытаясь привести их в себя и добиться от них осмысленного общения, но все ее старания пропали впустую.
Теперь каждый вдох давался ей с трудом. Леди Женевьева с трудом пробиралась от одного амортизационного кресла к другому, и ужас ее все возрастал. Насколько она могла понять, все ее спутники — телохранители, специалистка по связям с общественностью, прочие члены свиты — все были мертвы. А те немногие пассажиры, кто пока еще дышал, были так же слабы и беспомощны, как и сама Женевьева. Все, на что их хватало, — тихие стоны.
Прошло еще немного времени, и леди Женевьеве уже стало казаться, что она начинает свыкаться с мыслью о смерти. Но тут до ее слуха долетел новый шум. Женевьева открыла глаза. С каждой минутой ей становилось все труднее сохранять ясность мысли. Что это за шум? Она что-то слышала — это несомненно. Так что же это было? Агония разваливающегося корабля?
И теперь, перед лицом смерти, к Женевьеве внезапно пришло отчетливое понимание: ее решение отдать своего ребенка на благо колонизационного проекта было ошибкой. Если бы она не согласилась на этот дар, ее бы не было сейчас на этом корабле. Она была бы дома…
Шум повторился. И он определенно свидетельствовал о некоей целеустремленной деятельности, а не о хаотичном разрушении.
Да, действительно. Кто-то — или что-то — трудился, пытаясь снаружи проникнуть в корабль.
Леди Женевьева попыталась сосредоточиться, но мгновение спустя ее охватило ощущение, сходное с опьянением, — какой-то частью сознания Женевьева поняла, что это результат кислородного голодания, — и все же ей удалось понять, что этот шум издает судно, старающееся состыковаться с курьерским кораблем.
Добравшись до иллюминатора, Женевьева увидела, что рядом с потерпевшим крушение кораблем висит другой, примерно тех же габаритов.
Шум послышался снова — на этот раз совсем рядом, рукой подать, — и теперь он сопровождался вспышкой. Кто-то — или что-то — резал металл корпуса…
Неожиданно в стене отсека образовался проем, но смертоносной утечки воздуха не произошло. Женевьева увидела, что пришелец оказался не машиной смерти, а человеком в скафандре. От радости и облегчения Женевьева чуть не рухнула в обморок. А пришелец успокаивающе заговорил с ней.
