— Вот что мы будем пить! — торжественно указал на бутылочки Дюша.
— А что это? — с любопытством спросил Чижиков.
— Народная пекинская водка эрготоу. Точнее, самогон. Пятьдесят шесть градусов.
— А… почему в кроссовках?
— Ну ты даешь, брат! — изумился Дюша. — Так в багаже же. В багаже! С собой нельзя, запрещают: безопасность… Вижу, ты сейчас спросишь, а почему в полиэтилене. — Чижиков тут же кивнул. — Да потому что вонючая она, зараза. А багаж-то грузчики, кидают, как неродной. И если оно в сумке разольется — мама не горюй! Сумку целиком можно выбрасывать.
На этом нововведения не кончились.
Еще Дюша потребовав немедля достать чайный набор, а точнее — чайник и две чашки. Вернулся на кухню, оглядел горку «гостинцев», выдернул один, открыл — там оказался чай, который Дюша назвал «пуэр», и произнес убежденно, что народную пекинскую водку лучше всего потреблять, запивая горячим пуэром.
— Тебе понравится, авторитетно заверил он Чижикова, споласкивая чайник кипятком. — Я всегда так делаю.
И, надо признаться, Коте действительно понравилось.
Чай пуэр оказался черным как деготь. Дюша объяснил, что это нормально и в качестве иллюстрации привел пример с пивом.
— Вот, брат, есть светлые сорта, темные, есть всякие другие, но так или иначе укладывающиеся в какую-то классификацию. А есть Гиннесс, — сказал Громов, отвинчивая пробку с первой зеленой бутылочки. — И Гиннесс как бы вне классификаций, потому что один такой. Так и пуэр, не относится ни к светлым, ни красным, ни к белым, ни к каким другим чаям. Он сам по себе — навроде Гиннесса, брат. Во-о-от… — протянул Дюша, разлил китайскую водку по рюмкам, взял свою, поднес к носу и аж зажмурился от удовольствия. — Эх, родная!
Котя по примеру Громова понюхал содержимое: в ноздри ударил резкий сладковатый аромат.
— Здесь важно что? — продолжал учить его уму-разуму Дюша. — Если ты пекинской народной еще не пил, то нюхать не надо. А надо, брат, немедленно выпить. И следить за ощущениями. Ну, за встречу!
Прозрачная жидкость оказалась огненной и слегка противной на вкус, но всю прелесть пекинской народной Чижиков ощутил только тогда, когда она медленно протекла по пищеводу: Котю охватила точная волна умиротворяющего тепла.
— А теперь пуэрчика!
Отведав горячего чая, Чижиков тут же признал, сколь прав оказался Дюша, настаивая на запивании водки этим чаем. Сочетание получилось на редкость удачным — да что говорить, с безликой русской водкой никакого сравнения! Мертвая вода.
— Если в компании, где пьют пекинскую народную, кто-то один к ней не приложится — потом страдает весь вечер, — хрустя огурчиком, поделился опытом Громов. — Вонючая она, зараза и ото всех употребивших идет чудовищный выхлоп, для русского носа непривычный. Выпившие уже не чувствуют, а кто отказался — он нюхает, ох, нюхает. Так-то, брат… Вообще наши в Китае четко делятся на две группы: те, кто пьют привычную водку, и те, кто пьют китайскую. Бывают, понимаешь, такие люди, которые отказываются от этой прелести, — щелкнул Дюша ногтем по зеленой бутылочке. — На дух не переносят, бедняжки. А по мне, эрготоу — одно из величайших китайских изобретений. Чистая, как слеза, крепкая, и голова с утра не болит Знающий жизнь человек никогда от такой не откажется.
— Да-а-а… — протянул Котя, прислушиваясь к новым ощущениям организма. — Давай еще по одной?
— Молодец, брат! — заулыбался Громов. Было видно, что он с волнением ожидает окончательной реакции Чижикова на новый для него напиток, и увиденное Дюшу порадовало. — Это ты верно, брат, это ты правильно! Кипяточку только не забывай в чайник доливать, пуэр — он чай долгоиграющий. С ним да с пекинской народной любая пьянка превращается в изысканное отдохновение.
Изысканное или нет, но отдохновение в тот день и в последующий вечер действительно имело место. Котя с Дюшей степенно, не суетясь, сидели за столом, неторопливо и малыми порциями выпивали, лишь иногда отлучаясь на кухню заварить еще чаю, и беседовали. Дымя сигаретой, Чижиков вдруг подумал, что сильнее всего радуешься тем симпатичным людям, которые живут далеко и приезжают редко, но тут же с негодованием отогнал эту мысль как недостойную.
— Я, брат, теперь совсем зажиточный стал, — сообщил Громов. — У меня теперь в Пекине чайная лавка, ага.
— Ну? — обрадовался за друга Котя. — Как это?
— Ну как… Не так просто, между прочим! — Громов налил себе чайку. — Я всегда чаем интересовался, люблю я чай. Нравится он мне. Ну и стал им приторговывать понемногу, в Москву и Питер по случаю гонять. А тут где-то с полгода назад повстречался мне в одной компании китаец по имени Гу Пинь, и как-то мы с ним разговорились и глянулись друг другу. А недавно он мне предложил открыть на двоих лавку на Маляньдао, это такой район в Пекине, где чайная торговля. У меня тогда как раз свободные деньги были… Ну я и вошел в дело. Он все оформил — аренду, бумаги необходимые, я деньгами да связями в России вложился, и пошел процесс, брат! И вот что я хочу тебе сказать… — глаза Дюши заблестели. — Мне в жизни не так часто везло по-крупному, все больше по мелочам, но в этот раз, кажется, я поймал удачу за хвост. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
— А в чем везение? — спросил захмелевший от удивительной китайской водки Котя.
— В Гу Пине. Ты понимаешь, брат… — Громов задумался на мгновение. — Он сам словно талисман, страшно везучий мужик. Я когда только начинал с чаем работать, уже тогда слышал о китайце, которому в этом бизнесе удача так и прет. А тут — опа, сам с ним познакомился, в дело вошел. И смотрю: все правда! Какую сделку не заключает — она наивыгоднейшая, условия — просто пальчики оближешь!.. Что такое, думаю? А тут мы на открытии нашей лавки выпили, и Гу Пинь признался, что он — особенный.
— В каком смысле? — заинтересовался Чижиков.
— Ну вот особенный! Сказал, что у них это семейное, отец тоже удачливый был, и дед, и прадед… Сказал, что объяснить этого рационально не может, да только у них в роду по мужской линии все до одного везунчики! И еще у Гу есть отличительная черта — глаза разного цвета. Знаешь, брат, я не то чтобы суеверный или там в чудеса верю, но у Гу Пиня один глаз зеленый, а другой голубой, и я ни одного больше такого китайца не знаю… Впрочем, это все неважно, все это фигня… — Дюша разлил по рюмкам очередную бутылочку. — Лично я, брат, думаю, что Гу Пинь просто создан для бизнеса, это у него в крови, а мне чертовски повезло, что мы с ним теперь работаем вместе. Вот где-то так.
— Здорово! За твою удачу! — поднял рюмку Чижиков.
— Ну а ты что сейчас поделываешь, брат? — спросил, выпив, Громов. — Чем нынче занимаешься?
— Про меня неинтересно, — отмахнулся Котя. — Чем я могу заниматься? Да ничем. С работы прежней меня вежливо попросили, а новую я, честно сказать, найти и не пытался…
— То есть ты — простой российский безработный? — восхитился Дюша. — А на что же живешь-то?
— Да так, проживаю былые запасы, — улыбнулся Чижиков, вовсе не желавший рассказывать о том, что понемногу распродает коллекцию, и рано или поздно придет черед нести в скупку вещи, которые ему особенно дороги и с которыми совсем не хочется расставаться.
