– Энкид, ты один? – сказал я, подойдя к нему.
– Остальные слишком боялись, – тихо ответил он. Его руки бессильно висели, и он отводил взгляд.
– Чего боялись? – спросил я. Хотя сейчас, глядя в прошлое, я думаю, что уже понял, в чем дело.
Мой племянник прибавил в весе со дня нашей последней встречи и даже немного подрос, но рубище скорбящего все равно болталось на нем мешком. Лицо его было настолько бледно, что был он похож скорее на больного, а не на удачно женившегося молодого человека.
Его голос тоже звучал неестественно.
– Геракл, во сне мне явился царевич Астерион и сказал, что ты возвращаешься. Он велел, чтобы я тебя встретил.
Повисло долгое страшное молчание. Затем Энкид все же сумел выговорить нужные слова, и я услышал, что мои жена и ребенок были жестоко убиты. И погибли они не от человеческой руки.
Мне показалось, что душа почти покинула мое тело от этой вести. Помню, что потом я видел все как бы со стороны. Я видел себя, беспомощно сидевшего на дороге в пыли, а надо мной склонился Энкид, стараясь избегать ответов на те ужасные вопросы, что роились у меня в голове. Словно безумный, я требовал подробностей.
Он рассказал мне, что тела моей жены и ребенка были погребены с почти царскими почестями. Эврисфей сам об этом позаботился. Трагедия очень опечалила его, и он передавал мне, что надеется вскоре сам, лично выразить мне свои соболезнования.
Энкиду пришлось помочь мне встать на ноги. Он со своей молодой женой отвели меня в свой большой дом, где мной занялись сначала слуги, потом лекарь.
Потом в течение многих дней я боролся с припадками бессмысленной ярости, когда ломал все вокруг – хорошо, что люди под руку не попадались. Но постепенно эти припадки прошли, и люди поняли, что теперь ко мне можно подходить без опасений.
Из того, что мне рассказали о том ужасе, который предшествовал моему возвращению домой, я понял, что Танат уничтожил мою семью в отместку за свое унизительное поражение.
Никто из других кадмейцев не пострадал. Никто не попытался защитить Мегану, да и как они могли это сделать? Я даже и не гневался на них. Еще не пришло время моего настоящего гнева. Я не видел царя и даже забыл и его самого, и его бронзовый саркофаг.
Какая жестокая ирония была в том, что он ждал опасности от меня и моего сына, когда он вырастет. От того, чего никогда не будет.
Шли недели. День за днем одиноко сидел я в своей комнате в доме племянника, иногда выходил на террасу, в то время как все, почти все боялись подойти ко мне. Однажды пришел Амфитрион и издалека пробормотал слова сочувствия.
Похоже, еще до моего возвращения Кадмеи достигли слухи о подвиге, который мне довелось совершить при дворе Адмета. Люди избегали меня и разговаривали обо мне шепотом, словно о каком-то богохульнике, повздорившем с могучим божеством.
Однажды – но я почти уверен, что это было только во сне, – сам Аполлон пришел утешить меня. Когда же я погрозил ему кулаком, он исчез, но наверняка это был просто сон.
И снова – на сей раз это несомненно было во сне – ко мне пришел царевич Астерион. Он говорил со мной спокойно, хотя даже во сне я замахнулся на него кулаком, как наяву я замахивался на моих друзей. На сей раз он ничего не сказал своим странным голосом, а просто отогнал от меня ночной кошмар, что начал охватывать меня, так что я, наконец, погрузился в забытье.
Со временем безумие горя отпустило меня. Все проходит. Наступил день, когда я снова услышал, пусть глухо, песни птиц за окном моей комнаты. Где-то в глубине дома Энкида вопил ребенок какой-то служанки, и то, что в мире еще есть дети, утешило меня.
Взяв себя в руки, я встал и сорвал с себя скорбные одежды. Я надел чистую тунику и вышел из дому, в котором прятался от мира, чтобы вдохнуть свежего живого воздуха.
Похоже, я обречен еще некоторое время жить, и сейчас я без содрогания принимал это. Спокойно я позвал слуг приготовить мне воды для омовения и масла, чтобы умастить волосы и мою юношескую бородку.
Люди подходили ко мне осторожно, но я мог теперь с ними разговаривать вполне разумно. Я попросил, чтобы мне приготовили все для скорого отъезда.
Наконец, я потребовал еды, поскольку, хотя аппетит только-только начал возвращаться, я знал, что мне вскоре понадобится вся моя сила.
Впервые за много недель я заметил, что именно я ем и что у еды приятный вкус. Когда ко мне пришел Энкид, я пил мясной бульон.
– Что теперь будешь делать, Геракл? – спросил племянник, когда убедился, что я оправился от безумия, и увидел, что я собираюсь уезжать. Из-за спины его выглядывали слуги и его молодая жена.
– Пойду искать Смерть, – ответил я, осторожно отставляя в сторону чашу.
Мои собеседники не сразу поняли, что я говорю не о самоубийстве.
Я был сейчас уверен, что моих жену и ребенка не вернуть, и смирился с этим. Тот, кто был Смертью, на сей раз бил без промаха. Я не видел их похорон, но я пришел посмотреть на их могилы в последний раз и понял, что здесь все кончено.
– Я пойду с тобой, – сказал Энкид. Я подумал, что эти слова стоили ему немалых усилий, но произнес он их твердо. Он теперь был крепче, чем прежде, но борода еще не росла на его щеках.
– Нет, друг мой и соратник, – немедленно ответил я. – Благодарю тебя за предложение, но туда, куда я иду сейчас, тебе дороги нет. – Я увидел, как облегченно вздохнула его юная жена.
Многие знатные кадмеяне пришли навестить меня. Они боялись, что Смерть вернется и снова будет опустошать их землю, когда я уйду.
– Так и будет, – сказал я. – Смерть ходит везде. Но рано или поздно мы с ней встретимся.
Теперь, как никогда прежде, я горел решимостью самому войти в царство Смерти и заставить Таната заплатить за все. Выбрав ствол зрелой дикой оливы, я вырезал себе новую палицу.
– Как и куда я пойду, я не знаю, – сказал я, – но однажды я найду его мир. Он не сможет вечно прятаться от меня. – Я поднял из пыли маленький камешек, твердый, как гранит, и искрошил его пальцами.
Мне казалось, что в жизни мне уже не осталось иной цели, кроме как найти путь в Аид и отомстить Танату.
Но когда пришло время уходить, мне пришлось немного помедлить. Я вернусь туда, где ждет меня «Небесная ладья», но где же мне искать Смерть?
Встав на колени, я припал лбом к путеводному ларчику, который некогда – так давно! – был дан мне богами. Затем я выпустил на волю свои темные мысли. Пусть «Небесная ладья» сама ищет путь в Преисподнюю.
Глава 23
Тартар
Путеводный ларчик «Небесной ладьи», который я наполнил своей ненавистью и жаждой мести – что может послужить лучшим помощником для странствия в Аид? – вызывал у меня в голове лишь туманные видения. Мое судно шевельнулось, и мы отправились в путь. Это заняло у меня много времени. Прошли недели, возможно, месяц – когда я отдыхал, лодка бесцельно дрейфовала в море, – но под конец я достиг цели.
