В связи с этим мне удалось убедить Петерса расстаться с костюмом шута. После этого мы прихватили инструменты, которые оставили в начале года, входя сюда.
На другом конце тоннеля со стороны города Монтрезор заделал выход стеной. Это означало, что Фортунато тоже был замурован внутри. Это ужасное злодейство было сродни тем, что описаны в сказках мастера мрачных историй Э.Т.А.Гофмана, чьи произведения помогали мне коротать время в армии, когда я стоял на посту. Если бы мы бросили инструменты в колодец, как предлагал Монтрезор, мы бы оказались в ловушке.
Петерс бил молотком с нечеловеческой силой. Вместо того, чтобы помогать ему, я просто отошел в сторону. В считанные минуты он пробил дырку в стене; этого было достаточно, чтобы мы вышли наружу.
Быстро поднявшись из подвала, мы обошли весь дом. В то время как никаких признаков Монтрезора не было, Лиги в ответ на мои призывы вышла из верхних комнат. Грин примостился на ее плече.
— Перри, на фиг! На фиг, Перри! — приветствовала меня птица.
— Все в порядке, Лиги? — спросил я.
— Да.
— А Вальдемар?
— Как всегда.
— Где Монтрезор?
— Ушел, — ответила она.
— У меня такое чувство, что нам следует сделать то же.
— Да, я упаковала некоторые вещи.
— Я принесу багаж.
— Он уже внизу.
— Вы знали, что мы придем?
— Я послала Фортунато за вами.
— Почему?
— Пришло время.
— Как мы поедем?
— Есть повозка, — ответила она, — за конюшней на заднем дворе.
— Тогда, я думаю, нам следует собраться и направиться к границе.
— Нет, — ответила она, — до Барселоны, а там — морем. «Эйдолон» должна ожидать нас там.
— Как все это устроилось?
— Энни методом внушения направила туда капитана Гая, совсем недавно.
— Как вы узнали об этом?
— Я собиралась сделать это сама, когда обнаружила, что это все уже сделано.
— Действительно, — сказал я, — она ваша…
— В конюшне не осталось ни одной живой лошади, — продолжала она. — Помогите мне снять со стены этот гобелен.
Я посмотрел на стену. На гобелена была изображена картина: один человек наносит удар другому; в отдалении, на плане картины, стоит, как статуя, лошадь исполинских размеров и необычной масти. Я пододвинул к стене небольшой столик, встал на него и снял гобелен. Когда я скатывал его в рулон, спросил: — Нам нужна эта вещь по какой-то особой причине?
— Да, — ответила она.
Мы с Петерсом вынесли ящик с Вальдемаром и гобелен во двор. Пока мы грузили Вальдемара, я услышал ржание лошади.
Потом обойдя повозку сбоку, подошла Лиги, ведя огромного коня. Когда они приблизились, она сделала вокруг животного несколько пассов.
— Помогите мне запрячь его, Эдди, — попросила она.
Во мне проснулись кавалерийские инстинкты, и я ласково похлопал коня, не спеша подведя его к упряжи. Мне было жаль его. Как бы силен он ни был, будет нелегко выполнять работу, предназначенную для четырех обычных лошадей. Конечно, мы теперь без Эмерсон, с нами нет извозчика и большей части багажа.
Обходя повозку, я заметил гобелен, расстеленный на мостовой двора. В то время, как один человек все еще закалывал другого, огромная лошадь с переднего плана исчезла. Мне не хотелось думать о значении всего этого. Тут я услышал смех, а когда обернулся, увидел Лиги с развевающимися на ветру волосами, с белым рядом красивых зубов; на мгновение мне показалось, что странный бледный свет окутывает ее, но это светились ее глаза.
— Вы, Эдди, будете извозчиком, — сказала она.
— Я даже не знаю дороги в Барселону.
Она указала.
— Туда, — сказала она. — Как только потребуется, я дам другие указания.
Я открыл перед ней дверку и помог подняться в повозку. Когда я сел на передок, Петерс вскарабкался и занял место возле меня.
— Все равно. Я поеду здесь, с тобой, — сказал он.
— Хорошо. Ты поможешь мне править.
Я ослабил тормоз, слегка тряхнул вожжами и мы тронулись. Когда мы выехали со двора, лошадь ускорила шаг. Когда оказались на дороге, она пошла рысью. Вскоре мы уже двигались с удивительной быстротой. Хотя лошадь, казалось, едва ли выбивалась из сил. Во всем этом было что-то странное. Мы продолжали мчаться все быстрее и быстрее. Вскоре скорость стала максимальной, с какой я когда-либо ехал. Придорожный пейзаж сливался в одну пеструю полоску.
Я правил несколько часов, потом меня сменил Петерс. Животное не проявляло никаких признаков усталости; казалось, что этого многочасового пробега просто не существовало. Я поплотнее завернулся в плащ и откинулся назад. Запахи весенней ночи витали в воздухе. Только звезды были неподвижны. Лиги прокричала другое направление, и Петерс на развилке повернул влево.
Я задремал. Казалось, что это По, а не Петерс сидит возле меня. Но как я ни пытался с ним заговорить, он не отвечал. Наконец он прыгнул на спину лошади, освободил ее от упряжи и оставил меня сидеть в брошенной повозке. Но этого не могло быть… Я мог чувствовать, как мы движемся.
А потом рядом со мной села Энни. Я ощутил прикосновение ее руки к своей.
— Перри, — сказала она, — Эдди.
— Энни… Мне показалось, что совсем недавно здесь сидел По. Но он не захотел говорить со мной. Потом он ушел.
— Я знаю. Он уходит все дальше и дальше. Я не могу удержать его с нами.
— А как ты сама, моя милая леди? Я видел тебя на вечере, который превратился в танец смерти. Но ты, Ван Кемпелен и напарники Грисуолда в какой-то момент исчезли.
— Я могу предчувствовать несчастья. Другие поверили моим предостережениям и мы сбежали.
— Я хотел, чтобы ты подошла ко мне.
— Я знаю. Я тоже этого хотела.
— А как ты сама? В порядке?
— Все в порядке физически. Ни чумы, ни царапин.
— Где ты сейчас?
— На борту лодки, направляющейся вниз по течению к морю. Смотрю на огонь лампы и вижу тебя. В дельте реки нас ждет корабль. Он бросил якорь специально для этого.
— Как он называется?
— «Грампус». Мы будем на борту, снимемся с якоря и поднимем паруса до того как ты будешь на твоем судне в Барселоне.
— Куда ты направляешься? Я должен следовать, ты знаешь.
— В Лондон, забрать кое-какое оборудование.
— Какое оборудование?
