Питер рассмеялся.
— Ну… у вас все равно неплохо получается. — Он снова расставил фигуры на доске.
— Может, лучше в шашки? Там у меня хоть шанс будет.
Возившийся у ее ног Джейк поднял голову и забормотал:
— Мозет, лусе в саски? Мозет, лусе в саски? Мозет, лусе в саски? Мозет, лусе в саски?
— Или никакого шанса? — продолжала Лорин.
Питер смотрел на Джейка и улыбался. Джек катал линейкой по полу рулон бумаги для дактилоскопии.
— Я бы уже с ума сошел, а вы — ничего, — усмехнувшись, сказал Питер.
— С малышами всегда так, — согласилась Лорин. — А у вас есть дети?
— Наверное, сначала надо завести жену, а здесь мне никто не нравится. Во всяком случае, до сих пор я не встречал девушки, о которой мог бы задуматься.
— Ищете королеву красоты или хорошую кухарку?
— Ни то, ни другое, — снова усмехнулся Питер. — Ищу девушку, которая прочла за последний год больше трех книг без картинок, которая понимает разницу между черной дырой и красным карликом и которая не начинает каждое предложение со слов «Как бы».
— Вы разборчивы.
— Да. Мне хочется иметь детей, но пока еще об этом даже думать рано.
— По крайней мере, вы знаете, чего хотите.
Он хмыкнул.
— Сейчас я хочу только одного: чтобы позвонил босс, сказал, что он уже на месте и что все в порядке.
— Это было бы чудесно. Интересно, почему он молчит?
— Не знаю. Однако если он не даст о себе знать еще пятнадцать минут, я думаю, мне стоит спрятать вас с Джейком на заднем сиденье нашего лимузина и поехать посмотреть, в чем дело.
Лорин бросила взгляд на часы.
— Не хотите ему позвонить?
Питер покачал головой:
— Если он вышел из машины с рацией и сейчас занял позицию, где ему нужна тишина, а я нарушу радиомолчание, это может его погубить.
— Но в таком случае он бы выключил рацию?
— Смотря по ситуации. В любом случае подождем пятнадцать минут.
Эрик свернул на грунтовку к ферме Таккера, на которой еще двадцать лет назад занимались производством хлопка и табака. Однако после смерти последнего Таккера ферма пришла в упадок и потихоньку разрушалась, пока свора наследников сражалась из-за завещания. В конце концов победившая сторона продала почти всю землю, а на дом охотников не нашлось. Теперь, чтобы привести этого монстра, сооруженного еще до Гражданской войны, в пригодный для жизни вид, потребуется целое состояние.
Дом — точнее, то, что от него осталось, — стоял довольно далеко от дороги в куще ореховых деревьев. Плети пуэрарии затянули деревья и дом, создавая иллюзию увитой плющом респектабельности, на которую это заброшенное жилище вовсе не имело права.
На участок вели две дороги: центральная подъездная аллея, приближение по которой будет просматриваться из дома, и дорожка к заднему крыльцу, петляющая среди густых деревьев вдоль соевого поля. Если действовать в соответствии с логикой, он должен выбрать короткий путь по открытой дороге. Но, сидя в машине и рассматривая крышу дома и щит из ореховых деревьев, Эрик чувствовал, как у него мурашки бегают по телу и желудок сжимается от страха. Пожав плечами, он свернул на кружной путь.
Каждый шериф, которому удалось достаточно долго прожить, знает, что временами необходимо прислушаться к этому тихому голосу в самой глубине сознания. В данный момент этот самый голос просто вопил, что в звонке Эрнеста Таббса что-то не так. Нервы Эрика были так напряжены, что он мог бы сыграть на них, как на скрипке. Он снова и снова прокручивал в голове тот звонок. Эрнест явно был не в себе. В голосе звучал страх и напряжение, казалось, он сейчас сорвется и завопит.
Эрик вспомнил Эрнеста, спокойного, флегматичного, проведшего долгие годы на охоте за оленями, голубями и другой живностью в местных болотах и дюнах. За все время, что Эрик его знал, Эрнест ни разу не выглядел напуганным чем-либо, за исключением несчастий, которые проходят по ведомству сентинелов. А звонок был такой, будто Эрнест нашел тело и расклеился, как пятнадцатилетняя школьница. Обдумав ситуацию, Эрик решил, что не может в это поверить.
Нависающий балдахин из кустового дуба, кизила и мелкой сосны был плотно оплетен пуэрарией. Растения задыхались и умирали. Пейзаж соответствовал настроению и состоянию разрушающегося дома. Серые клешни обнаженных ветвей тянулись в небо и одновременно никли к земле.
Эх, не помешала бы подмога, дюжина крепких парней.
Эрик стал было набирать номер Питера, просто чтобы дать ему знать, где он есть, но решил повременить. Надо подождать, пока он хоть что-то выяснит. Стоит по радио объявить, где находишься, все бездельники Кэт-Крика, у которых нет других забот, кроме как подслушивать переговоры на полицейской волне, сразу заявятся сюда насладиться зрелищем нового несчастья и почерпнуть новые сплетни.
Потому он направился по задней дороге, слушая, как трава шуршит по днищу машины, а сухие ветви и сучья скребут по ее бокам. Он как раз размышлял об охотниках, о том, что заставляет их добровольно забираться в подобные места, когда в глаза ему ударила внезапная вспышка света из того места, где поле переходит в лес и где вспышке взяться неоткуда.
Эрик остановил машину, вытащил бинокль и стал наблюдать. Через минуту он понял, что привлекло его внимание, а когда понял, снова ощутил спазмы в желудке. Под ветками, пучками травы, обрывками сети стоял замаскированный грузовик. Некто проделал это с большим знанием дела. Во времена службы в Национальной гвардии Эрику и самому приходилось заниматься такими вещами. Он ни за что не заметил бы машину, не ударь ему в глаза солнечный зайчик от крошечного незамаскированного участка ветрового стекла.
Эрик решил было сначала все же проехать к дому, поговорить с Эрнестом и взглянуть на тело, а потом вернуться сюда, но подумал, что сейчас он к грузовику намного ближе, чем к дому. Тело никуда теперь не денется, а грузовик, хотя в данный момент это и маловероятно, вполне может. Эрнест должен его понять.
Он отвел машину с дороги, заглушил мотор, вынул ключ зажигания и направился сквозь подлесок к спрятанному грузовику. И едва не налетел на полдюжины других машин, замаскированных с такой же тщательностью. Теперь, с близкого расстояния, Эрик еще раз убедился, что кто бы ни занимался этим камуфляжем, он сделал это весьма умело. Ответственный за всю работу, кто бы он ни был, зрительно изломал все прямые линии с любого угла наблюдения, скрыл все блестящие поверхности, придал всей картине возможно более естественный вид. И это заставило Эрика остановиться. Может, он имеет дело с охотниками, может, с людьми из спецслужб, может, с опорным пунктом любителей походов на выживание, но все равно эти люди источали опасность. Вся сцена вовсе не казалась игрой. В голову не приходит никаких спокойных, обыденных объяснений, никакого приемлемого сценария, который заставил бы думать, что здесь нет ничего страшного. Ясно, что это беда, мерзкая, большая и страшная.
