— Я едва не сдалась, — проговорила Кейт. — Из Соколов я знакома лишь с Дугхаллом и Хасмалем, а ты видела их. Они сдались. И считают себя мертвецами, еще не преданными погребальным кострам. Я не могу прикоснуться к их душам. Они не позволяют мне разговаривать с ними. Они замкнулись в себе, отгородившись от мира экранами, и… — Кейт пожала плечами. — Ты видела, в каком они состоянии. И судя по твоим словам, не они одни стали такими.
Алариста кивнула.
Кейт продолжила:
— Но они просто не могут оказаться правыми. — Она позволила себе улыбку. — Тысяча лет исполнения пророчеств не может завершиться их крушением. Я читала Тайные Тексты. Я видела своими глазами Семь Великих Знаков, Сто Малых и Три Ошибочных. Все они воплотились в жизнь. Винсалис не ошибался ни в частностях, ни в общем. — Кейт прищурилась. — Слова его верны, даже когда в пророчествах речь идет о нынешнем времени. «Драконы возлягут с Волками и восстанут, наполнив чревеса», говорит он, и разве не это произошло? Духи Драконов захватили тела Волков вместе с их воспоминаниями… Волки сгинули, а Драконы остались. — Она стиснула кулаки. — Со дня исчезновения Возрожденного я читаю Тайные Тексты каждый день. Каждый день. Я читаю их на ходу; я изучаю каждый отрывок. Винсалис обещал, что Возрожденный будет править своей Империей пять тысяч лет, и мир за это время научится любви, доброте, верности. Пять тысяч лет, а разве Винсалис ошибся хотя бы в одном из других своих пророчеств? Алариста… — Кейт опустила ладонь на руку старшей женщины. — Ну как может оказаться ошибочным самое главное из пророчеств? Все вокруг не сомневаются в том, что Возрожденный действительно погиб. Но этого просто не может быть. — Кейт глубоко вздохнула. — Возрожденный по-прежнему жив. Я не знаю, где и как искать его, но не сомневаюсь в том, что он жив.
Надежда, только что светившаяся в глазах Аларисты, погасла.
— Что случилось? — спросила Кейт.
Голова Аларисты склонилась вперед, плечи поникли, лежащие на коленях руки обмякли. Голосом настолько надломленным, что Кейт с трудом понимала ее слова, она произнесла:
— Значит, ты надеешься именно на это? На то, что Возрожденный жив и пребывает в каком-нибудь тайном укрытии?
Кейт не поняла вопроса:
— На что же еще мы можем надеяться?
По щекам Аларисты потекли слезы.
— Говорящие сказали мне, что ты можешь вернуть Соколам надежду. И я решила… что ты, быть может, знаешь какие-нибудь чары, способные помочь заново воплотиться духу, затерявшемуся в Вуали. Или что ты способна сама проникнуть в Вуаль — поговорить с Возрожденным и узнать у него, что надлежит нам делать в его отсутствие. Или что тебе известны какие-нибудь секреты Тайных Текстов… быть может, смерть его является частью непонятого всеми нами пророчества, гласящего, что он снова вернется. Я думала, ты можешь дать нам… истинную надежду.
— Почему ты так уверена, что я ошибаюсь? И почему ты считаешь Возрожденного действительно мертвым?
Алариста качнула головой, не поднимая глаз:
— Даже Говорящие сказали мне, что он умер. Что мы потеряли его. Что все пророчества останутся неисполненными. Но ты… они говорили, что ты…
Она вновь подняла голову и расправила плечи:
— Ладно. Они ошиблись. Как ошиблись и Тайные Тексты. У тебя нет никакой тайны, которая спасет нас. — Алариста повернулась к Кейт. — Но ты в этом не виновата. Ты еще молода. А юности трудно поверить в реальность смерти и в свое собственное бессилие перед лицом несчастья. «Старость молчит, а юность повелевает» — так, кажется, говорят? — Она поднялась. — Но если и жизнь наша, и весь этот мир идут к гибели, во всяком случае, я могу провести остаток жизни с Хасмалем. И обрести в этом хоть какое-то утешение.
Она повернула обратно к лагерю прежде, чем Кейт успела произнести хотя бы слово. Теперь Кейт оказалась лицом к лицу с тьмой — но не ночной, а куда более глубокой и жестокой, чем та, что укрыла собой все вокруг. Словно мановением руки Алариста уничтожила ее тайную надежду на то, что Возрожденный все еще жив. Но он умер, и обрушились все пророчества… об этом свидетельствовали Говорящие, это же подтверждали все разыскания Аларисты., и уверенность этой женщины-Сокола вогнала кол в надежды Кейт. Быть может, произошло это потому, что в отличие от Дугхалла и Хасмаля Алариста не боялась надеяться, не боялась верить в то, что на руинах будущего еще могут взойти новые семена. Она искала ответ на свой вопрос, и надежда привела ее к Кейт.
А потом, поделившись с Кейт своими чаяниями, она поняла, что упования ее зиждутся на факте, заведомо неверном, с ее точки зрения.
Кейт сомкнула глаза. Ее окружали запахи джунглей — сырой и густой аромат земли, плотский запах тления, тяжелое и приторное благоухание ночных цветов, мускусные испарения тел животных, с опаской пробирающихся мимо лагеря, устроенного людьми в их царстве. Не шевелился ни один листик, ночь выдалась тихой, словно сама природа затаила дыхание. Разомкнув веки, она огляделась. Над головой ее, в прорехах черного полога листвы светились холодные звезды — немигающие глаза слепых богов. Звезды глядели на нее, но не видели. Им было все равно.
Кейт ощущала пустоту в душе — там, где прежде крепилась протянувшаяся от нее к Возрожденному ниточка связи. Она мысленно прикоснулась к этой точке — так, как ребенком ощупывала место выпавшего зуба, проводя языком по краю оставшейся лунки, ощущая железистый привкус собственной крови, осторожно дотрагиваясь до раненой плоти. Она заставила себя признать правду…
Возрожденный погиб.
Она не ощущала его, а ему незачем было прятаться. Сама суть его никак не предполагала существования в секретном убежище, в то время как безутешные последователи льют слезы по поводу исчезновения своего вождя. Он пришел в мир, чтобы светить маяком. Чтобы научить всех людей мира иной, праведной жизни. И он умер прежде, чем сумел это сделать.
Но он не просто умер. Его погубили, и убила его собственная мать, ее кузина Даня. Кейт прикоснулась и к этой ране, кровоточившей в душе ее. Одна из немногих симпатичных ей кузин подняла руку на собственного ребенка. Отдала его тело неведомому злому созданию. И сама стала на сторону зла. Даня, сам факт существования которой так поддерживал Кейт, всякий раз когда она вспоминала о том, что все прочие члены ее Семьи уничтожены, теперь умерла для нее, как и душа ребенка, пришедшего, чтобы подарить миру свою бесконечную любовь.
Я знала истину. Я знала ее, но отказывалась верить — слишком уж уродливой и неприглядной оказалась эта правда. Я не могла смириться с поступком собственной кузины, с уничтожением добра злом, не могла согласиться с гибелью будущего. Прав Дугхалл. И прав Хасмаль. Все мы здесь ходячие трупы. А Говорящие Аларисты ошиблись. Я не могу возродить надежду.
Ошибся и Винсалис. Будущее принадлежит не любви, не радости и не всемирному городу Паранне. Мы погибли, погибли все. И погибло все вокруг нас.
Интерлюдия
В Калимекке год, отмеченный плохими Предзнаменованиями и весьма странными событиями, был спроважен прочь в день Галевансис, день Поминовения Тысячи Святых. В этот день, двадцать первый в месяце Галеван, жители города собирались, чтобы почтить Семейных богов, а также богов забытых и старых, и вспомнить, что даже боги живут не вечно. День пришелся на Тролсень недели Малефа и посему сулил неприятности: утраты и грядущие испытания.
