Элоф проснулся до рассвета. Он осторожно проскользнул между спящими девушками, накрыл их своей одеждой и побрел на пляж, чтобы искупаться. Холодная вода оживила его, и он вышел на берег, чувствуя себя очищенным изнутри и снаружи, но смертельно голодным и продрогшим до костей. Он надел то, что еще мог носить из одежды, выбрал остальное из тюков с награбленным добром, и нашел вино, хлеб и мясо среди остатков оргии. Прогуливаясь по пляжу, он набрел на Керморвана; тот сидел, прислонившись спиной к валуну, и бросал камешки в серую воду.
— Что-то я не видел, как ты развлекался вчера вечером, — шутливо заметил Элоф.
Керморван поднял голову и посмотрел на него покрасневшими от бессонницы глазами.
— Развлекался? На такой манер?
Горечь, прозвучавшая в его голосе, поразила кузнеца.
— Что так беспокоит великого воина? Разве тебе не нравятся девушки?
— Разумеется, — раздраженно отозвался Керморван. — Но не так же!
— А как? — осведомился Элоф, уязвленный в свою очередь. — На острие меча?
Керморван вскочил на ноги одним быстрым движением. Его серые глаза гневно сверкали, кулаки судорожно сжимались и разжимались.
— Я воспитан не так, чтобы легко сносить насмешки! Радуйся, что это неправда, иначе мне придется доказать свою правоту на твоей шкуре!
— В самом деле? Однако ты не видишь ничего плохого в насмешках надо мной. Или это тоже следствие твоего воспитания? Что плохого в случившемся, каким бы грубым оно ни было? Вчера вечером я не видел ни одной женщины, отдавшейся не по своей воле!
Керморван опустил руки и отвернулся.
— Это оскверняет нечто священное, — пробормотал он. — Нечто жизненно важное в отношениях между мужчиной и женщиной, что должно принадлежать только им одним — внимание, уважение, саму любовь, наконец! На песке, словно похотливые животные… Но извини, если я обидел тебя, кузнец. Просто ты не понимаешь.
— Почему ты так уверен в этом? — сухо спросил Элоф. — Может быть, я и деревенский паренек, но знаю, что такое любовь. Я люблю и буду любить всю жизнь… если смогу найти избранницу своего сердца. Но мы с ней обитаем в человеческих телах, у которых есть свои потребности. И эти потребности могут брать верх над разумом, особенно если вспомнить то, что нам пришлось пережить.
Он посмотрел на морщины, избороздившие лоб Керморвана, на глубокие тени, залегшие под глазами воина.
— Думаю, ты плохо спал этой ночью, если тебе вообще удалось заснуть. Ты видел слишком много крови и убийств на своем веку.
— Да, слишком много, — вздохнул тот. — И боюсь, нам с тобой предстоит увидеть гораздо больше. Забудь мои резкие слова, если можешь; на этот раз ты оказался мудрее меня. Но скажи мне — ты, простой деревенский паренек, взятый на воспитание этим «великим шаманом», — что ты видел в своей жизни? Что это за клинок, который ты выковал своими руками? Расскажи, если захочешь — ибо мне сдается, что это касается всех, кто противостоит эквешцам, а возможно, и Великому Льду.
Элоф внимательно вглядывался в лицо Керморвана — заинтересованное, но озабоченное. Ясные серые глаза, казалось, заглядывали в душу кузнеца. Как много он поймет из того, что ему расскажут? Этот человек, присвоивший себе право судить других… поймет ли он, что такое милосердие? Но Керморван был прав: нужно рассказать ему, чего бы это ни стоило.
Первая реакция мечника оказалась неожиданной.
— Майлио! — воскликнул он. — Это имя принадлежит моему народу, но я не могу сказать о нем ничего хорошего. Его носили северные аристократы, некоторые еще недавно жили в Брайхейне, но последний, кажется, был изгнан во времена моего отца. Ученый человек, но порочный и амбициозный, изводивший своих крестьян сверх всякой меры. Это его сын?
— Может быть… или он сам. В его библиотеке имелись трактаты о продлении жизни; правда, все они находились на запретной стене.
Керморван неожиданно нахмурился.
— Темные искусства! Я никогда не верил в их существование, но… похоже, ты изучал их.
— Да, — сурово ответил Элоф. — Ты будешь слушать?
Керморван молча кивнул. Он жадно впитывал каждое слово, удерживая сотни вопросов, готовых сорваться с языка, до тех пор, пока Элоф не начал рассказывать о странных ночных существах и о колокольном звоне, предвещавшем появление военного отряда.
— Керайс! — изумленно выдохнул воин. — Это могли быть только дьюргары! То, что ты рассказал о больших вырубках в лесу и о подземных шахтах… это объясняет многое, очень многое!
— Д-дьюргары? — озадаченно переспросил Элоф.
— Только послушайте его! — Керморван чуть не рассмеялся. — Он расхаживает среди чудес и не узнает их! Неужели ты никогда не слыхал о Старейших, о горном народе? Ведь они… но сначала закончи свою историю.
Элоф пожал плечами. Он рассказал о том, как была высвобождена ужасная сила меча, о своем предупреждении и странном бегстве.
— Они унесли нас дальше и быстрее, чем мы могли бы ускакать верхом, и выпустили на другой стороне гор, где мы без опаски спустились в долину, — закончил он.
Керморван кивнул.
— Вас несли тайными тропами сквозь горы, а не через них. Естественно, это было быстрее. Но продолжай дальше!
Он сочувственно выслушал рассказ о долгих скитаниях и тяжелой утрате и о решении искать исцеления в заброшенной кузнице на болотах. Услышав о происхождении меча, Керморван взглянул на клинок с еще большим изумлением, чем раньше, но промолчал. Лишь когда Элоф поведал о странном всаднике, он резко выпрямился, словно пронзенный стрелой:
— Ворон! Ты видел Ворона!
— Я видел много воронов. Той ночью их было два…
— Я имею в виду человека, то есть… — Керморван сглотнул и быстро огляделся по сторонам, словно опасаясь, что его могут услышать. — Твоего гостя! Ты… — Он замолчал и покачал головой.
— Вижу, ты не веришь мне, — резко произнес Элоф. — Что ж, я не могу доказать свои слова. Но кто такой этот Ворон, в конце концов? У меня есть что ему сказать при встрече!
Керморван издал странный булькающий звук, который при других обстоятельствах счел бы ниже своего достоинства.
— О, я верю тебе, — наконец выдавил он. — Если бы ты лгал, то не смог бы выдумать подобной нелепицы. Но предположим, я бы сказал, что видел, как дева Сайтана подплыла к берегу и присоединилась к нам, а? Потому что одно не более вероятно, чем другое.
— Что ты имеешь в виду? — выкрикнул Элоф.
— Кузнец, ты провозвестник странных чудес. — Керморван снова покачал головой. — Нет, не могу сказать. Мне нужно подумать… поговорим позже.
— Позже? — простонал Элоф. — Но я должен знать, что мне делать, и немедленно! Ты понимаешь, какое зло я выпустил в мир?
Керморван с заметным усилием овладел собой и задумался.
