Элоф и Керморван, уверенные в том, что плита не может иметь естественное происхождение, выехали вперед, чтобы изучить ее. Еще до того, как приблизились клей, они увидели, что на камне была высечена некая надпись. Но время и дожди размыли символы, глубоко вырезанные в мягком песчанике, — превратив их в неразборчивую вязь пересекающихся бороздок. Разочарованный, Керморван подъехал к дальней стороне плиты и крикнул оттуда Элофу:
— Мы можем догадаться, о чем там было написано! Иди и посмотри!
За камнем склон холма круто обрывался; долина внизу, как и многие, которые они миновали до сих пор, была окутана дождливой мглой, и ее дальняя сторона оставалась невидимой. Или все-таки… Пока Элоф напрягал зрение, переменчивый ветер ненадолго разогнал пелену и явил взору то, что скрывалось за ней. Холмы заканчивались там, где стояли они с Керморваном; они миновали межгорный проход, и Элоф впервые увидел то, что видели немногие люди, живущие на западе, — восточные окраины Щитового хребта. Они изгибались в глубь Открытых Земель словно обнимающая рука, а за ними, насколько он мог видеть в обоих направлениях, тянулась голубовато-стальная лента, тут и там распадающаяся на тонкие нити или делающая широкие изгибы. Это мог быть только Вестфлад, с его многочисленными притоками и разливами.
Между горами и рекой, как и предсказывал Керморван, лежали Открытые Земли — пологие, кое-где покрытые перелесками и пятнами кустарника. Но взгляд Элофа был прикован к тому, что находилось на противоположном берегу реку. Об этом говорила надпись на камне! Там была чернота, целый океан черноты, простиравшийся до самого горизонта. Он хорошо знал, что это такое, но все равно напрягал зрение, тщетно пытаясь отыскать хотя бы какой-то проем, какую-то прореху в этой плотной массе. Повсюду на другой стороне реки безраздельно властвовал Великий Лес, Тапиау'ла-ан-Айтен.
Новый заряд дождя поглотил открывшееся расстояние. Керморван направил своего пони вперед, окликнув остальных и указав вниз по склону. Неподалеку находился единственный лесистый участок на протяжении нескольких лиг пути, где они могли найти укрытие.
— Мы должны попасть туда прежде, чем начнется гроза! Но, хотя это еще не Лес, будьте начеку!
Им было трудно последовать этому совету, подгоняя усталых животных вниз по крутому склону; пони то и дело спотыкались, их копыта скользили по мокрой траве. В конце концов путникам пришлось спешиться и вести в поводу несчастных лошадок, от которых валил пар. Дождь постепенно усиливался, и они совсем промокли, когда наконец вступили под первые древесные кроны. Но и здесь вода скатывалась по листьям и струилась вниз тонкими ручейками, загоняя их все глубже под лесную кровлю. Вокруг сгустились тяжелые сумерки.
— Я почти скучаю по доброму старому снегу в Норденее! — проворчал Рок и шумно чихнул.
Керморван сделал резкий жест, призывая к осторожности, и выслал на разведку Кассе и Эйсдана. Высокий широкоплечий северянин скользил между деревьями так же бесшумно, как и худой южанин; лишь тихий шорох выдавал их движение в плотном кустарнике, пока они кружили неподалеку, выискивая малейшие признаки опасности. Тем временем путники собрались тесной группой возле вьючных животных, стараясь забыть о голоде и усталости.
Внезапно за шиворот Элофу закапала вода. Он раздраженно посмотрел вверх; дождь падал из прогалины в листве, где виднелся кусочек серого неба. Какая-то большая птица плавно проскользнула там и сразу же исчезла. Элоф снял с седла свою вьючную суму и стал рыться там в поисках капюшона. За его спиной раздалось тихое потрескивание, в воздухе вдруг запахло дымом и послышался тонкий посвист пара, испускаемого сырым деревом при растопке. Обернувшись, Элоф обнаружил, что его спутники накладывают ветки на маленькие пляшущие язычки пламени. Тонкая струйка белого дыма уже поднималась наверх и разносилась ветром среди ветвей. Хольвар сидел на корточках и с довольным видом щелкал своим огнивом о кремень.
— Вы, трижды проклятые идиоты! — прорычал Элоф.
— Послушай, может быть, ты хочешь замерзнуть здесь до смерти, пока наш драгоценный лорд будет раздумывать, но мы не хотим! — раздраженно сказал Тенвар.
Элоф двинулся вперед, собираясь затоптать костер, но Тенвар и Бьюр преградили ему дорогу. Он оттолкнул их — не очень сильно, только для того, чтобы освободить проход. Хольвар встал перед костром в угрожающей позе, и Элоф, не желая вступать в драку, наклонился за пригоршней жухлых листьев, чтобы пригасить пламя. Что-то свистнуло у него над головой, и Хольвар внезапно издал приглушенный вскрик, закончившийся булькающим хрипом. У северянина подогнулись ноги, и он рухнул на колени; кровь хлынула у него изо рта, заливая одежду и древко стрелы, пронзившей его горло. Ее черно-белое оперение стало алым, и Хольвар упал лицом вниз в собственный костер.
Увидев стрелу, Элоф сразу же упал ничком, увлекая за собой Тенвара и Бьюра. Он прижался к земле, придавленный сверху тяжелой заплечной котомкой, и крикнул:
— Все в укрытие! Это эквешцы!
Зловещий ветер засвистел в ветвях; листья дергались и облетали, пронзаемые тонкими черными полосами. Но застигнутый врасплох отряд все же получил предупреждение, и прежде чем следующая стрела нашла свою цель, все попрыгали с седел в разные стороны, вслепую ныряя за деревья или в кусты, вопли и стоны смешивались с глухим стуком вонзающихся стрел. Жалобный крик заставил кровь застыть в жилах Элофа; один из вьючных пони попятился и упал, запутавшись в упряжи и отчаянно лягаясь. Остальные животные, охваченные ужасом от стрел, вонзавшихся в седла и вьючные сумы, испуганно ржали и плотной группой скакали вперед, не разбирая дороги. За деревьями началась суматоха; одетые в черное фигуры выбегали из укрытия и уворачивались от летящих копыт.
— Так вот где они рыщут! — прорычал Гизе и сделал два быстрых выстрела. Одна из черных фигур высоко подпрыгнула и упала. Сзади послышался треск, и охотник с проклятием обернулся, но это был Керморван — все еще в седле, он уклонялся от хлещущих ветвей и пришпоривал своего пони.
— Вставайте! — звонко крикнул он. — Вставайте и сражайтесь! Они идут! Морван морланхал!
Рок с Элофом вскочили и устремились следом. За ними бежали Тенвар и Бьюр. Их пепельно-серые лица были покрыты грязью и потом, но в глазах горел гневный огонь. Где-то сбоку ревел зычный голос Эрмахала, звавшего Мэйли и других корсаров. Впереди щелкнула отпущенная тетива арбалета Кассе. Судя по вскрику, стрела нашла цель, но потом сумрак наполнился неясными тенями и топотом. Внезапный удар чуть не сбил Элофа с ног и вышиб из него дух: он с размаху наткнулся на корягу, скрытую в кустах. Он схватился за меч, но оружие запуталось в колючих ветвях. Перед ним выросла фигура с копьем, наконечник которого грозно поблескивал за раскрашенным щитом. Элоф сорвал с плеча котомку с инструментами и швырнул ее вперед. Щит треснул, а копьеносец пошатнулся и отступил; в следующее мгновение серо-золотистый клинок обрушился на его голову, и он упал под копыта пони Керморвана. Пони споткнулся, чего не могло бы произойти с боевым конем, и Керморван вылетел из седла. Еще один меднокожий воин устремился вперед с копьем наперевес, но был сражен палицей Рока, ударившей его в лицо. Элоф наконец освободился и обратил внимание на тусклый блеск металла в раскрытой котомке у его ног. Это был большой кузнечный молот. Элоф не стал убирать его во вьючную суму вместе с другими инструментами; несмотря на то что молот был вымыт и отскоблен дочиста, ощущение смерти как будто пристало к нему, замутняя внутреннюю сущность, которую истинный кузнец должен чувствовать в своих инструментах, и Элоф опасался, что оно, подобно заразе, может распространиться и на другие орудия его труда. Теперь молот как будто засверкал у него перед глазами, являя свою разрушительную мощь.
