— Дорогая леди, — начал воин с натянутой формальностью. — Вы, конечно, будете желанной спутницей, очень желанной… но мы… но неведомые опасности…
Иле сделала свирепую гримасу и агрессивно выставила свою пышную грудь.
— Мой дорогой лорд, ты хочешь сказать, что во время нашей последней увеселительной прогулки я не вполне справилась со своими обязанностями? — Она многозначительно провела пальцем по лезвию инкрустированного серебром топора, висевшего у нее на поясе. — Потому что если ты считаешь…
— Думаю, дело можно считать решенным, — спокойно заключил Анскер.
Элоф посмотрел на него.
— Учитель, ты посылаешь с нами бесценное сокровище.
— Сокровище! — презрительно фыркнула Иле. — Невелика потеря для душных пещер, когда для дюргаров есть настоящая работа в большом мире.
— Боюсь, общение с людьми испортило ее, — с ироничной серьезностью заметил Анскер. — С каждым днем она становится все более похожей на человека. Но если говорить серьезно, я во многом согласен с ней, — с печалью в голосе добавил он. — Мы слишком долго оставались скрытыми от мира и противились переменам, которые в нем происходили. Но нельзя вечно скрываться. Нас становится все меньше, а наша молодежь не видит для себя достойного будущего. Даже наше кузнечное мастерство понемногу хиреет, тогда как твое, Элоф, теперь возрастает среди людей. Что-то должно измениться, и может быть, это путешествие станет началом желанных перемен. Немногие из нас обладают большими способностями, чем Иле, и никто так не привычен к дневному свету и человеческому обществу.
Он улыбнулся.
— Да, я буду тосковать по ней. Но я не стал бы удерживать ее от этого… даже если бы мог!
Он повернулся и обнял дочь. Людям такое объятие могло бы показаться кратким, но оба эти существа были старыми, гораздо старше большинства людей, и Элоф догадывался о потоке чувств, скрывавшемся за легкомысленной манерой общения, таком же глубоком и сильном, как течение темной реки под каменными сводами.
— Мы будем заботиться о ней! — заверил он, уклонившись от удара Иле, нацеленного ему в живот.
— Знаю, — сказал Анскер.
Он взял Элофа и Керморвана за руки.
— Итак, прощай, мой лорд! Пусть твои высокие предки хранят и направляют тебя в твоих исканиях. И ты тоже прощай, мой поденщик. Не уставай стремиться к мастерству — ты хорошо знаешь к какому. Но будь осторожен и изучай тонкие искусства так же усердно, как используешь силу стихий, — если то, что я слышал о тебе, произошло на самом деле. Наковальни нынче дороги! — Он рассмеялся, но Элоф лишь склонил голову. — Солнце поднимается все выше, и скоро наши бедные головы начнет припекать. Пойдемте, дьюргары, горы зовут нас! Пора расставаться!
Дьюргарские воины накинули на головы капюшоны и тесно запахнулись в плащи. Потом они одновременно поклонились с церемонной учтивостью и как будто растворились в лесных тенях, настолько тихим был их уход.
Иле посмотрела на Элофа и улыбнулась. Он натянуто улыбнулся в ответ.
— У тебя были какие-то причины покинуть город, о которых ты не упомянула… — начал он.
— Ах это! — Она пожала плечами. — Вдалеке так же плохо, как и вблизи — вот и все, что я узнала.
Элоф не понял ее, зато понял, что больше она ничего не скажет, и решил сменить тему.
— Анскер сказал, что дьюргары тоже пришли с востока. Когда это было?
— Когда там появились первые люди, — жестко ответила Иле. — Мы бежали от вас так же, как вы бежали от Льда.
Прохаживаясь вдоль каравана пони, когда они готовились к отбытию, Элоф наклонился, чтобы поправить ослабшую подпругу, и услышал в стороне голос корсара Борхи:
— А эти малыши не так уж плохи, верно?
— Вот и целуйся с ними, если хочешь! — отозвался резкий голос, который мог принадлежать только охотнику Кассе. — Если бы ты был охотником вроде меня, то знал бы лучше, что много всяких тварей бродит по лесу в человеческом облике; от некоторых лучше держаться подальше, а другие… ну, с ними можно договориться. Но дьюргары — это жуткие твари, и по мне так хорошо, что мы наконец от них избавились!
— А как насчет ихней дамы? — это был рулевой Дервас со своим хриплым смешком. — Ее формы для тебя недостаточно человеческие?
— Титьки что надо! — с энтузиазмом поддержал Борхи. — Что такое, Кассе, боишься ее топора? Она умеет махать им, можешь не сомневаться!
— Я лягу в постель с нормальной женщиной или ни с кем! — недовольно проворчал Кассе. — Мой господин убивал любое дьюргарское отродье, какое мог найти, а потом развешивал этих паразитов сушиться на деревьях. Что до гномьей сучки, пускай она достанется парню-жестянщику с севера. Он почти такой же дикий…
Они двинулись дальше вдоль каравана, оставив Элофа кипеть от сдерживаемой ярости. Хорошо еще, что Керморван почти немедленно дал приказ выступать, но даже когда они тронулись в путь, у Элофа не было настроения любоваться красивыми видами или радоваться свежему ветру. Он держался особняком в конце каравана, и ни Тенвар, ни Бьюр не осмеливались беспокоить его. В словах корсара Элоф не находил большого вреда, но каждое слово Кассе ему хотелось вбить обратно в глотку вместе с зубами. Кассе воплощал в себе худшие сотранские предрассудки; его разум был извращен и пропитан грязными мыслями. Этот человек презирал тех, кто пришел ему на помощь, и низводил дружеские чувства Элофа к Иле до самого низменного и непристойного уровня. Как будто это могло быть правдой! На какое-то мгновение взгляд Элофа заблудился в сумрачном небе, а сам он погрузился в сон наяву, сон о Каре, стройной и прекрасной в лунном свете, о влажном блеске ее темных глаз, о последней муке утраты. Потом перед его мысленным взором появились другие темные глаза, и другая мысль, подкравшаяся незаметно, вырвала его из пленительных объятий сна, когда он был меньше всего готов к этому. Разумеется, он знал о своих чувствах по отношению к Иле, но кто знает, какие чувства она может испытывать к нему?
Эта мысль встревожила и озадачила Элофа. Иле даже не принадлежала к человеческому роду, она была старше его на целую жизнь и гораздо более умудренной в делах этого мира; за ее плечами были все знания и мастерство древней расы дьюргаров. И она знала о Каре, возможно, даже видела ее в башне Вайды. Какие чувства она могла испытывать к нему, юному скитальцу, бездомному телом и духом? Даже свое имя он выбрал сам. Невозможно, но все же… Элоф посмотрел на Иле, смеявшуюся и обменивавшуюся шутками с Арвисом и Эрмахалом во главе колонны. Она даже ни разу не оглянулась и не посмотрела на него, молчаливого и одинокого, погруженного в свои думы. Он отогнал от себя назойливую мысль. Нелепость, да и только!
После девятидневного перехода через Открытые Земли, оставив горы далеко позади, они приблизились к самому большому озеру из нескольких, пройденных до сих пор, и поняли, что их цель близка. На карте, которую Анскер дал Керморвану, это озеро называлось Наконечник Копья, о чем говорила надпись, выведенная зубчатым дьюргарским почерком. По-видимому, название было связано с формой озера, но на той высоте, где находились путники, они могли видеть только южный берег, а северный терялся за горизонтом. Синевато-серые воды поднимались на ветру, в нескольких местах испещренные проходящими зарядами весеннего дождя; восточный берег зарос тростником, зато вдоль западного колыхалась темная пелена. То была окраина истинного Леса, Великого Тапиау'ла-ан-Айтен, и его листва мерцала под облаками.
