– Не осада, – поправил я его. – Блицкриг. Элисон, куда теперь?
– На запад, – произнесла она. – Западная Франция, юго-западнее Парижа, Луара, лето семьсот тридцать второго года.
Даже в темноте мы вряд ли пропустили бы это место. Лязг мечей, крики, звон стрел и пронзительное ржание лошадей заглушили шум наших моторов. Тут и там темные силуэты проносились в отсветах горящих домов, между которыми зияли пустые пространства; наверное, крестьянские поля, решил я. Элисон напряженно всматривалась в темноту, изучая великое множество знамен, развевавшихся на фоне пламени, и следовала каким-то сигналам, значение которых мне известно не было.
– Армия Шарля Мартеля по прозвищу Молот. Они отбивают атаку мавров, – проговорила она рассеянно. – Вот как далеко в Европу те забрались.
Я нахмурился:
– Постой-ка. Но ведь тогда мавры вели себя не так уж и плохо, или я не прав? Они были очень даже цивилизованным народом, построили Альгамбру
[109]
и прочие большущие здания в Испании. Уж всяко они были цивилизованнее, чем толпа французских дуболомов.
– Такими они не были, а лишь могли стать, – возразила она. – И не думай, пожалуйста, что цивилизованное и человечное – это одно и то же. Мавританская знать обращалась со своими подданными как с грязью под ногами. Это и помогло одолеть их. Гляди!
Лично я не мог отличить одну армию от другой, но мы стали снижаться, подобно случайно залетевшему в эти места облаку, зависнув над группой изумленных и перепуганных воинов. Они испустили дружный крик и кинулись врассыпную – все, кроме нескольких человек, которые бросились к нам навстречу, очевидно понимая, кто мы такие. Элисон быстро заговорила с ними, а нам оставалось лишь затаивать дыхание каждый раз, когда мимо нас со свистом пролетали стрелы. Кто-то протрубил в рог, и это послужило сигналом к тому, чтобы уже через несколько секунд в нашу гондолу вскарабкались пять или шесть крепких блондинов с косичками и усами, в коротких кольчугах и усеянных заклепками поясах, позвякивавших при каждом движении.
– Это все, что нам смогли выделить, – объяснила Элисон. – И они оставляют своих лошадей. Они понадобятся Шарлю для преследования мавров.
Я оглянулся назад и посмотрел на ворота для погрузки лошадей в хвостовой части гондолы.
– Нам могли бы пригодиться несколько всадников. Вполне возможно, что нам придется двигаться весьма быстро, да еще по пересеченной местности.
– Лошадей добудем позже. Здесь без них не обойтись. Впрочем, и на следующей остановке нам коней не раздобыть. Теперь восточнее, Джип. К теням Византии и дальше. На ее северные земли, к днепровским степям, весна тысяча девяносто первого года.
Центурион Марко понимающе кивнул:
– Император Alexio Comneno
[110]
, там он разбирается с ордой кочевников. Мы летим за Гаштейном, так?
Элисон кивнула:
– Если он жив и здоров.
На холмистой равнине мы увидели огромный круг костров и разноцветных палаток. Мы спустились вниз быстро, но с легкостью гонимого ветром облака, и Элисон с Марко отправились за своим человеком. Я ждал их, переминаясь с ноги на ногу и нервничая. Мужчина, который наконец был найден, грузно начал подниматься по веревочной лестнице. Он казался абсолютно не похож на того, кого я ожидал увидеть. Я никогда не встречал никого, кто бы меньше походил на грека, – этакий рыжеволосый гигант с огромными свисающими усищами и в расшитой, отороченной мехом куртке, надетой поверх кольчуги. За плечом – невероятных размеров топор. Он бурно поприветствовал меня. Но по-английски он говорил с американским акцентом.
– Привет. Гаштейн Гальгримсон, исландец. Спатарокандидат , посланник Варяжской дружины. И конечно, рыцарь-командор Санграаля, к вашим услугам. Даже если это означает, что придется следовать за вами в это чертово логово. Мы смогли выделить только десять человек, но среди них один рыцарь, четыре оруженосца и пять кандидатов, которые служат здесь в качестве катафрактов.
[111]
– Годится! – одобрила Элисон, препровождая разношерстную группу на корабль.
Среди них оказалось несколько светловолосых, как Гаштейн, а пятеро катафрактов были низенькие, темноволосые и походили на греков. Все они были заляпаны кровью, которая явно принадлежала не им. Некоторые бросали любопытные взгляды на меня, явно не рыцаря, которому должны были подчиняться, но при этом вид у них был такой же угрюмый и спокойный, как и у их вожака.
– Эй, сигаретки у кого-нибудь не найдется? – осведомился Гаштейн.
– У меня где-то несколько сигар завалялось, – отозвался Джип.
– Только не на дирижабле, пожалуйста, – отрезала Элисон. – Придется тебе его извинить, Стив, он ведь из тысяча девятьсот сорок восьмого года. А тогда все дымили дни и ночи напролет.
– Грааль помог мне избавиться от этой зависимости, – вздохнул Гаштейн, – но после десяти лет питья разбавленного греческого вина невольно возвращаешься к прежним привычкам. К тому же что случится от одной сигаретки? Водород-то ведь в гондолу не попадет.
– Нет! – сказала Элисон твердо. – Увози нас, Джип, пока он тут все не разнес.
Джип легонько тронул дроссель и крутанул штурвал. Элисон встала к панели управления.
– Сейчас летим на северо-северо-восток, Джип, снова во Францию, на северо-западное побережье весной тысяча четыреста пятнадцатого года – осада Кале, правление Генриха Пятого.
Снова темнота, дым, пламя и крики, а на этот раз еще и грохот, и треск пушек. Горьковатый запах пороха даже до нас долетал, хотя мы все еще скользили над блестящей гладью Канала.
[112]
– И какое отношение все это имеет к цивилизации? – недоуменно спросил я.
– Генрих пытается объединить Англию и Францию, вот так-то, – торжественно ответил центурион. – Очень неплохой человек, по меркам своего времени; уж всяко лучше, чем французский дофин. Но он умрет молодым, его вассалы передерутся, и тут появится эта Жанна д'Арк, которая посадит никчемного дофина на французский трон. Бр-р-р!
Я посмотрел вниз, на бойню, которая там разворачивалась. На моих глазах из крепостной стены вырвался язык пламени и оставил в парапете дымящуюся дыру. Что хорошего из всего этого может получиться, даже если рассматривать это с исторической точки зрения? Но, наверное, подобное все равно случилось бы; приятнее думать, что в этом был хоть какой-то смысл.
Сквозь грохот, огонь и противный моросящий дождик несколько забрызганных грязью фигур, спотыкаясь, бежали к берегу, где мы приземлились. Все рыцари, которые находились здесь, отправились с нами. Мы поднялись в воздух и скользнули назад в тени, отбрасываемые этой страной и эпохой, длинные и кровавые тени. Они хаотично смешивались с другими, но Джип умелой рукой провел нас между ними. К жаркому пламени средневековой Германии, чтобы подобрать и наемников-ландскнехтов в ярких одеждах, которые были вовлечены в междоусобные распри. Затем мы приземлились между телегами с оружием и награбленным добром на пропитанной кровью грязи придунайских пастбищ душным августовским днем 1526 года, где несметные турецкие войска смели с лица земли последние остатки венгерской армии, решив, что это всего лишь авангард. В это время началась гроза, небеса разверзлись, и молодой король нашел смерть в вышедшей из берегов реке. Нам удалось обнаружить крошечный отряд всадников, один из многих, предпринимавших последнюю отчаянную попытку сопротивления. Услышав о нашей миссии, они отправились с нами.
