– Элисон, на минутку! И если можно, попроси кого-нибудь, чтобы распаковали эту карту!
Я несколько удивился, что Элисон не поднялась к нам. Вместо этого она закрыла панель управления, сменила Джипа у штурвала и наклонилась к переговорной трубе:
– Внимание всем! Через две минуты состоится брифинг по вопросу случившегося с копьем и о том, что мы по этому поводу собираемся предпринять! – Она посмотрела на меня, усмехнулась и добавила: – Из первых рук, верно?
Я обвел взглядом все эти напряженные, ждущие от меня чего-то лица и нервно сглотнул, желая куда-нибудь исчезнуть, перенестись далеко-далеко отсюда. Это были рыцари Санграаля, его ревностные последователи; а я играл объектом их веры и преданности. Мне предстояло побегать, и довольно быстро, – разумеется, в переносном смысле, но, может быть, и в буквальном.
Но, с другой стороны, я всю жизнь устраивал презентации, и здесь было почти то же самое: загнать бычка в клетку. К тому же здесь была Молл, она сидела рядом и пронзала меня насквозь взглядом своих недоверчивых зеленых глаз. Рыцари большую часть времени сидели молча, лишь иногда подкидывая мне вопрос-другой. Лишь рассказывая о своем участии в краже, я получил несколько странных взглядов, но больше такого не случалось. Но когда я рассказал им о капитане и вертолете, по их рядам пробежал рычащий гул, звук совершенно ужасающий. Почти все, как мне показалось, знали Драговика, и если бы он услышал это, я думаю, он бежал бы на край земли или сразу перерезал бы себе горло. Так, наверное, воют небесные псы, и я был рад, что они выли не из-за меня. Наконец все стихло, и они задали мне еще несколько вопросов, покивали головами и потерли пальцами подбородки, а Гаштейн еще раз попытался выпросить сигаретку.
– Они приняли тебя как командира, – прошептала Молл мне на ухо. – Не сомневайся. Это хорошо.
– Но с трудом верится!
Да, они приняли меня – не покорно, не почтительно, но с уверенностью, которой я даже отдаленно не заслуживал.
– Я хочу сказать – такие люди!
– О да, свирепые и беспощадные. Но знаешь… – ее глаза засверкали в темноте, – я ведь такая же! И я следую за тобой, мастер Стефан. И штурман такой же. Да и ты сам тоже жесток и скор на расправу и горд, как ястреб, когда гнев овладевает твоим разумом. Если ты сможешь поглубже заглянуть в себя, тебе найдется мало повелителей. Кроме одного, я думаю.
Она обнажила в усмешке свои крупные зубы и ткнула меня локтем в бок с такой силой, что у меня чуть не треснули ребра. К тому времени, когда ко мне вернулся дар речи, она уже была такова, сбежав по трапу вниз.
Почему-то, несмотря на отчаянность положения, я внезапно ощутил удовлетворение. Если все эти бойцы приняли свою судьбу такой, какая она есть, и решили стоять до конца, неужели я могу поступить иначе? Если они считают меня своим вождем, я должен сделать ради них все. Рядом со мной Молл и Джип – и еще Элисон. Ради них я должен сделать еще больше. Какие бы силы ни скрывались во мне, мои товарищи вправе на них рассчитывать.
Облака пролетали мимо нас, целые бастионы из облаков, облачные башни, фантастичные воздушные замки, огромные крепости, сотканные из заоблачной истории и туманных идеалов. Они нависали над нами, как все трудности, с которыми я когда-либо сталкивался, как все высоты, которые я когда-либо надеялся покорить, – серые и неприступные, какими их только могло нарисовать воображение. Все жизненные уроки, экзамены, колледж, хороший диплом, подходящая работа, подписание выгодных контрактов, повышение по службе, запуск моего детища, «Си-Трана», – туман, все сплошной туман. Вязкое покрывало, заслонявшее действительно важные вещи. Они превратились в обольстительные фантомы, которые я мог догнать и поймать, но которые тут же пропадали в руках и не оставляли ни удовлетворения, ни настоящего чувства победы, ни твердой почвы под ногами.
И вот однажды, ведомый неясными побуждениями, я попал на Спираль. Здесь, в этом вечно меняющемся калейдоскопе пространства и времени, реальных событий и легенд, я столкнулся с настоящими трудностями, с настоящими приключениями, за которые жизнь была наградой или расплатой. Другие люди, мои знакомые, переходили, подобно мне, эту границу – мой коллега Дейв, моя бывшая подружка Джеки, – но только для того, чтобы поспешно отступить назад. Увидеть и отступить, закутаться в Сердцевину, как в спасительное одеяло. Дейв давно обо всем забыл; я надеялся, что с Джеки такого не произошло, что она хоть что-то помнит хотя бы из-за меня. А я, как и Элисон, я разрывался на части, боясь отвергнуть то, что, как говорил мне рассудок, было твердой, прочной и единственно возможной реальностью. Теперь, когда я готовился попасть в самую отвратительную бесовскую западню из всех, с которыми я уже имел дело – а к этому времени у меня их накопилось уже довольно много, – все сомнения испарились. Это Настоящее было здесь, по крайней мере для меня. Здесь я действительно жил, существовал. Моя прошлая жизнь, казавшаяся в свое время такой привлекательной, такой важной, оказалась лишь иллюзией. А воздушные замки, высившиеся здесь, были абсолютно реальны.
Джип крутанул штурвал, и мы пошли на снижение. Облака стали тоньше и превратились в летящие узкие ленты, мы же теперь летели на запад, прямо к последнему взгляду умирающего солнца. Я встал рядом с Джипом, и меня качало от легких толчков, сотрясавших корабль.
– Уже здесь?
– Ясное дело. Ближе не подобраться: спугнем их.
– О'кей. Оставайся в нижнем слое облаков, – предупредил я его. – Скрывайся, пока это возможно, маневрируй – в этом наша надежда.
Он усмехнулся; зубы его едва ли не выбивали дробь.
– Не-а. Надежда не в этом, а только в тебе. Не забывай.
Я вцепился в медные поручни и вперил угрюмый взгляд в иллюминатор. И не я один; до меня доносились легкие шорохи, пробегавшие по кораблю и слышные, несмотря на тихое постукивание мотора. Тусклый горизонт поглотил солнце, обесцветил небеса, и все окружающее обрело свинцовую окраску. Свет в кабине был выключен, и мы погрузились во мрак. Это была земля, которую искромсали огромные древние ледники, просторная гористая местность, изрезанная лентами рек, на фоне бледных облаков неровные зубцы древнего горного хребта Гарц казались темно-серыми, а над ними, в два раза превосходя их по высоте, устремлялась вверх огромная гора. Из венчавшей ее короны лесов выступал главный пик, голый и отвесный, а его выступы и ущелья поблескивали сероватым снегом. Вихревые воздушные потоки гнали облака вокруг вершины, а она пронзала их, разбрасывая, разрывая в клочья и откидывая в сторону всходившей луны.
Я видел Брокен раньше, в Сердцевине. Даже там он производил мрачное и величественное впечатление, нависая над маленьким уютным городком в долине. Только прелесть железной дороги в горах Гарца с ее сохраненными в первозданной красоте старинными паровозами смогла заставить меня подняться сюда – меня, бедного студента, путешествующего по Европе по льготному билету. Да, гора уже тогда произвела на меня впечатление. Густой зеленый лес, покрывавший ее склоны внизу, был все еще заметно разделен неровными шрамами, похожими на следы от юнкерской сабли, там, где так недавно были воздвигнуты пограничные укрепления, отделявшие Восточную Германию. Голые ничейные земли, на которых только теперь начинала появляться зелень; громадные утесы, вокруг которых кружили огромные птицы; костлявые склоны пика, на вершине которого стояло казарменного вида строение, увенчанное острой антенной, установленной здесь, чтобы сигналы пограничных раций были более четкими, а для всех прочих блокировались.
