— Вот это для Эдмунда Хардвика. Пусть его няня заварит их в воде и поит его этим настоем каждое утро. А это, — он протянул свёрточек поменьше, — для вашей больной гостьи. Она должна всыпать их в горшок с кипящей водой и дышать паром.
— Спасибо, — поблагодарила Гвинет.
— А теперь о Бедвине, — продолжал Урсус, — Какие новости? Что с ним?
Гвинет посмотрела на брата. Конечно, они обещали хранить тайну лорда Ральфа, но что плохого в том, чтобы сказать Урсусу? Он почти никогда не говорит, и обязательно поймёт, как важно сохранить эту информацию в тайне.
Гервард кивнул, и Гвинет вздохнула с облегчением. Гервард сам рассказал отшельнику о письме, о выкупе и о том, как отец Годфри решил, что похищение — дело рук Генриха из Труро.
— Выкуп должен лежать в рыбном садке? — переспросил Урсус, когда Гервард закончил свой рассказ. — Странное условие…
Гвинет поняла, что он прав. Вчера, узнав что Элеонор жива, она так обрадовалась, что даже не думала о поставленных похитителям условиях. Действительно непонятно, зачем Генриху из Труро мерить золото котлами.
— Я видел этот котёл, когда заходил в поварню за пряностями, — сказал Гервард. — Здоровый такой, чугунный… Золота в него влезет очень много. И это тоже непонятно, — добавил он задумчиво. — Котёл и сам по себе наверняка тяжёлый. А наполненный золотом он станет неподъёмным. То есть лорду Ральфу придётся везти их по отдельности, котёл и золото, и наполнять уже на месте. Тогда почему бы похитителю не попросить просто телегу золота?
— Вот именно, почему? — пробормотал Урсус. — Котёл, ты говоришь?
— А может, это какой-нибудь особенный котёл? — спросила Гвинет. Сама она его никогда не видела — на монастырскую кухню женщин не пускали.
— Может, он тоже золотой?
— Да нет, — покачал головой Гервард. — Чугунный. Большой только очень. И сбоку у него гравировка, вроде герба, — добавил он, подумав.
— Что за герб? — быстро спросил отшельник.
Острой палочкой Гервард процарапал в речной грязи контуры рисунка. Гвинет не отрывая глаз, смотрела, как появились распростёртые крылья, голова и острый хищный клюв.
— Вот, что-то в этом роде, — сказал Гервард, закончив.
— Ворон, — прошептал Урсус. — Гервард, это герб Брана Благословенного.
— Брана Благословенного? — переспросил Гервард. — А кто это?
— Древний полководец исчезнувшего ныне народа Британии, — ответил Урсус.
Его прервал чей-то крик, две пары ног зашлёпали по грязи за кустами. Гвинет и Гервард обернулись посмотреть на непрошенных гостей.
— Эй, полегче с сетью, Айво! А ну, прекрати!
Из-за кустов, весело горланя, вывалились близнецы Торсоны. Айво намотал на длинную палку рыбачью сеть и как мечом лупил ей свою сестру. Добежав до реки, Амабель нагнулась и запустила в брата пригоршней речной грязи.
— Все в порядке, — обернулась к отшельнику Гвинет, — это только…
И осеклась. Бревно, на котором только что сидел отшельник, опустело. Урсус исчез.
Глава девятая
— Останки короля Артура и его королевы!
Молодой паломник перегнулся через стол к своему приятелю.
— Не думал я, что увижу подобное чудо!
Его старший товарищ степенно кивнул и, хлебнув эля из оловянной кружки, поставил её на стол.
— Спасибо, юная госпожа, — поблагодарил он Гвинет, которая поспешила долить кружку доверху.
Гвинет улыбнулась и побежала в дальний угол зала наполнить опустевший кувшин. Возле бочонка её перехватил отец:
— Я сам налью, Гвинет. Ты нужна матери на кухне.
Гвинет выскочила за дверь. Отец прекрасно справится без неё — кроме тех двух паломников обслуживать, увы, больше некого. А ведь ещё пару дней назад в «Короне» яблоку было негде упасть. Если так пойдёт и дальше, деревня опять обеднеет. Поскорей бы Элеонор возвращалась!
В кухне Гервард помогал матери снимать жареных гусей с вертела на деревянные блюда.
— Гвинет, помоги Герварду, — скомандовала Айдони Мэйсон. — Мне ещё надо приготовить болтунью для госпожи ле Февр.
Она вышла в кладовку за яйцами и холодным молоком, а Гвинет подошла к большому столу и подставила тарелку под вертел.
— Узнал что-нибудь о Бране Благословенном? — спросила она тихонько.
Гервард покачал головой.
— Айво с Амабель убить мало! — буркнул он. — Урсус уже начал рассказывать, и тут они примчались и все испортили!
— Угу. Похоже, он исчезает, когда видит кого-нибудь, кроме нас. Интересно, почему?
— Ну, если бы Урсус любил компанию, он не был бы отшельником, — пожал плечами Гервард. — Теперь придётся искать его снова, надо же разузнать про Брана Благословенного.
— Про Брана Благословенного? — переспросила Айдони Мэйсон. Она уже принесла яйца и стояла на пороге кладовой, румяная от кухонного жара. — Моя бабушка рассказывала мне о нём всякие небылицы.
— Какие? — встрепенулась Гвинет и чуть не уронила гуся на пол.
— Ну, всякие, — улыбнулась Айдони, вспоминая. — Дескать, Бран был такого огромного роста, что не мог войти ни в один дом. А ещё он как-то перешёл вброд море и побил своих врагов аж в самой Ирландии!
Гвинет и Гервард переглянулись.
— А про котёл там, конечно, ничего не было? — осторожно спросила Гвинет.
— Про котёл? А как же! — воскликнула Айдони. — Кто же не слыхал про котёл Брана Благословенного!
— Мы не слыхали, — кротко произнёс Гервард.
Гвинет бросила на него предупреждающий взгляд.
— Мамочка, пожалуйста, ну расскажи! Нам так интересно!
— Хорошо, только заканчивайте скорее. Отец скоро придёт разрезать гусей.
Айдони выложила яйца на стол и принялась по одному разбивать их в миску.
— Даже не знаю, с чего начать. У Брана был котёл — огромный, разумеется, и волшебный. Бабушка рассказывала, что если раненый воин окунался в этот котёл, то жил потом вечно!
— Тогда почему же вокруг не видно воинов Брана? — задал Гервард резонный вопрос.
— Исцеление давалось дорогой ценой, — объяснила Айдони. — Волшебство вообще никогда не бывает бесплатным. Воин жил вечно, но больше не мог говорить. Немногие из людей Брана соглашались на такие условия — даже ради спасения собственной жизни. Ну, во всяком случае, бабушка так рассказывала.
Сердце Гвинет бешено застучало. А что если котёл из аббатства действительно волшебный? Когда матушка понесла яйца к очагу, она наклонилась к Герварду и прошептала:
— Такой котёл очень пригодился бы Генриху из Труро. Он мог бы исцелять своих раненых солдат — и ему все равно, онемеют они или нет! Лишь бы сражались на его стороне.
