Между тем мы отошли от жилых домиков и уже подходили к мастерской — бревенчатому сарайчику в каких-то колючих, цветущих, жужжащих пчелами зарослях. Солнце заглядывало в него пыльными полосами через узкие оконца, и я не рассмотрел деталей интерьера.
— Наверно, придется переделывать, — сказал Андре, впуская нас в мастерскую, усаживая на лавку и доставая с верхней полки коробку с колечками. — Руку Ивана я не очень-то запомнил.
Это были простые гладкие колечки. Зная об их назначении и сущности, я бы не стал утверждать, что они из золота. Колечко Бет соединилось с рукой идеально, мое чуть-чуть болталось. Конечно, никуда б оно не делось, не проскочило за сустав, но Андре потребовал его на доработку.
— Это недолго, — сказал он. — Пускай Иван немного посидит со мной, пока я подгоню.
Бет посмотрела на меня и встала.
— Если тут второй день нет взрослых, я бы, пожалуй, в самом деле, посмотрела, что у них творится.
Я кивнул. Андре взял мою руку, пробежал по ней внимательными пальцами, спросил:
— Ты гитарист?
— Ну, так, немного.
— У тебя гитарные мозоли, — кивнул Андре.
— А я не догадалась, — Бет обернулась в дверях и покачала головой.
— Я бы тоже не догадался, — утешил ее Андре, — но у меня тоже такие были, когда я осваивал гитару и бренчал день-деньской.
— Нет, день-деньской я не бренчал, — сказал я, спасая свой светлый образ серьезного ученого.
— Все равно. Сыграешь нам? Русские песни — это, наверно, самое интересное из того, что вообще поется на свете.
— Не знаю… Я действительно не музыкант. Потом как-нибудь, ладно?
— Да ты не бойся. У нас умеют слушать. У нас вообще народ хороший, тебе будет легко. Сегодня просто так сложилось… На тебя напали по ошибке.
Я все равно не обещал, что буду петь, и он не стал настаивать. Какое-то время мы молчали. Он что-то делал в ярком, направленном свете лампы, а я смотрел на его ловкие движения, на узкое сосредоточенное лицо, потом спросил:
— Тебе волосы не мешают? Надел бы ремешок на лоб.
— Мешают, — кивнул он. — Сейчас надену. Спасибо, что напомнил.
Он действительно вытащил из кармана ремешок и натянул его на лоб, еще немного поработал молча, быстро взглянул на меня и сказал:
— Ты прямо прирожденный воспитатель.
— Издеваешься?
— Нет. К нам без конца приезжают разные педагогические комиссии. И в каждой находится тетенька, которая спрашивает, зачем мне волосы, и, конечно, предлагает их отрезать.
— Да, это точно, — согласился я. — У всех педагогических начальников какое-то мистическое отношение к волосам. Или даже магическое. Они всерьез, что ли, считают, что в волосах сила? Не острижешь — так с детьми и не справишься? Я еще понимаю, если бы это было в армии.
— А в армии что? — фыркнул он, не поворачивая головы.
— В армии вши, — сказал я благодушно. — Может быть, в школах тоже?
Мы весело переглянулись и дружно рассмеялись.
— Я никогда не видел живой вши, — сказал Андре задумчиво. — Я «тепличный» мальчик, да?
— Не мне тебя судить: я тоже их не видел. К счастью.
— Ну вот, готово.
Он протянул мне колечко. Теперь оно тоже слилось с рукой, и я перестал его чувствовать. Андре проверил, действует ли щит, попросту запустив в меня какой-то гайкой. Потом добыл откуда-то из-под рабочего стола солидный кожаный ремень и стал знакомить меня с «арсеналом». Это было очень интересно и очень сложно. Андре закончил лекцию здравым предложением:
— В общем, запомни, как включать и выключать щит, а с остальным все равно надо будет тренироваться.
— Вы всегда ходите под щитом?
— Нет. Лэнд закрыт наглухо, тут не стоит ничего опасаться. Ты тоже можешь не включать защиту на ремне. А та, другая, всегда будет с тобой. Ну что, пошли знакомиться с ребятами?
— Пошли. Да, кстати, а зачем вам воспитатели? Тебя, по-моему, уже не воспитаешь.
— Ну, не скажи. Не такой уж я безнадежный. У меня даже совесть есть — иногда.
— А все-таки, если серьезно, — для чего вам воспитатели?
— Да просто чтобы был при нас нормальный взрослый человек. На всякий случай.
— Спасибо, что выручил меня из их когтей. И за колечки спасибо, — сказал я, выходя из мастерской.
— Да ладно, — он махнул рукой. — Считай, что мы квиты.
Вторая попытка познакомиться с ребятами прошла гораздо легче. Бет наблюдала за ней «из задних рядов», не пытаясь меня опекать, и я был ей за это благодарен. В тот первый раз я рассказал им о задаче и попутно немного о том, кто я такой и откуда взялся. Хотя, конечно, они об этом уже слышали. Мы устроились на просторной поляне под большими деревьями (тут везде росли такие). Кто сидел на траве, кто на бревне, кто на скамейке, кто прямо на ветках. Я их всех не запомнил, но хоть разглядел. Да, впрочем, я и так знал, что они хорошие ребята, еще не видев их физиономий.
Только я не сразу узнал Саньку. Это был главной шок нашей второй встречи. Я помнил высокую девочку — очень высокую, чуть выше того паренька, каким был когда-то Андре. Он и сейчас не впечатлял габаритами. Рядом с Тимом, Петером и мной Андре выглядел щуплым подростком. Но теперь Санька и ему едва дотягивала до середины уха. Такая тоненькая, хрупкая русалочка в сандалиях, свободных бриджах и ковбойке навыпуск. Говоря о задаче, я пару раз обратился прямо к ней. Она кивнула, прищурив серые глаза, и я поймал себя на том, что жду подвоха.
Бет потом спросила меня:
— Ты и студентов так пугаешься? А мне казалось, у тебя очень крепкие нервы.
— Студентов я не пугаюсь. Я прихожу к ним с математикой и знаю свою силу. А эти твои детки как-то очень профессионально высмотрели все мои слабые места.
— Ничего они не высмотрели, тебе показалось со страху. Твои слабые места даже я еще пока не знаю. Ты очень осторожный. Но вообще идея хорошая — заняться с ними математикой.
— Какой именно?
— Я покажу тебе программы, по которым они будут сдавать. Кое-что мы уже переложили в билеты и задачи, кое-что нет. Посмотришь?
— Посмотрю. У меня тоже есть запас. Я скинул на дискеты все, что было в моем компьютере. А я много что принимал на экзаменах.
— Ну вот. Прими у них эти курсы, погоняй как следует.
— Всех по всему?
— Нет. Я покажу тебе, кому что нужно сдать и в каком объеме.
Мы говорили на ходу, и скоро я узнал, что в Лэнде это самый распространенный тип общения — идти куда-нибудь и говорить. Лэнд в самом деле «княжество», как выразилась Бет: большой кусок земли с рекой, лугами, лесом и болотом. Он показался мне менее южным, чем тот берег моря, где я жил прошлым летом. Что-то среднее между Белгородом и Полтавой. Тепло, светло и зелено. Дома и службы были разбросаны по Лэнду в просторном беспорядке.
