— Завтра я пойду в город.
— По карнизам? — уточнила Бет.
— Разве тебе не нравится?
— Ну, понимаешь… вообще-то я тоже умею все это делать. Но если я пройдусь немного по карнизу, боюсь, народ этого не поймет. Такого даже Кэт себе не позволяет. Ты вообще-то кем себя считаешь?
— Дежурным воспитателем. А что?
— Нет, — улыбнулась она, присаживаясь рядом, — жалко тебя расстраивать, малыш, но ты король.
Она достала из кармана свежайший платок, вытерла с моей королевской физиономии пот и грязь (оба мы при этом хохотали), потом вскочила на ноги, взяла мою протянутую руку и подбросила меня вверх, как пушинку.
Я отсмеялся и смирился с тем, что по карнизам в городе мне не гулять. Незадолго перед тем у меня уже был повод задуматься о своем статусе в этой стране. Бет, как и обещала, вскоре после нашего возвращения с Круга представила меня народу, устроив во дворце большой прием. Накануне приема она собрала свою детвору и сурово объявила, что с ними нужно в очередной раз проводить инструктаж о правилах приличного поведения.
— Да, кстати, и со мной тоже, — сказал я озабоченно.
— С тобой — это отдельный разговор. Ты же не спрыгнешь в толпу гостей с галереи второго этажа, чтобы тебя не осалили? И не выхватишь заодно из-под носа у старой фрейлины конфетку?
— Что, неужели все так скверно? Вроде большие ребята…
— Большие! С тех пор как они стали большими, я вообще не знаю, чего от них ждать.
Но, в общем, церемония представления взрослому народу прошла для меня гораздо легче, чем знакомство с «украденными детьми». Прием не оказался ни трудным, ни длинным, ни даже скучным.
Бет провела-таки со мной предварительный инструктаж, рассказала вкратце, кто есть кто. Мы даже обсудили, с кем мне обязательно следует потанцевать — «по протоколу». Я честно выполнил программу и удостоился удивленного комплимента Кэт:
— Ничего себе, братишка! Да ты танцуешь, как Казанова! Теперь хоть понятно, за что сестра в тебя так по-черному влюбилась.
— Влюбляются ни за что, — ответил я, не собираясь сказать нечто оригинальное, — это непредсказуемый процесс.
Кэт посмотрела на меня с недоверием.
— Ну, ты-то в нее влюбился, потому что она редкостная красавица.
Я внутренне опешил. От Кэт я никак не ожидал наивности в таких вопросах.
— Вряд ли, — ответил я небрежно. — Она так испугалась меня, что на ней буквально не было лица. Поэтому я влюбился просто в очень испуганную девочку, а уже потом увидел, что она редкостная красавица.
Кэт выслушала меня, кажется, не поверила и задала другой вопрос:
— А это правда, что ты не хотел становиться королем?
— Правда.
— Почему?
— Боюсь ответственности.
— Но все-таки согласился?
— Разве? Мне кажется, я пока еще частное лицо.
— Пока что, может быть, и частное, но все равно ты будешь королем, — сказала тогда Кэт как будто даже мстительно.
И вот теперь Бет напомнила мне об этой угрозе, а заодно и о многом другом. Лежа на жестком и упругом вереске, я подумал, что до короля еще не дорос. А может, и до воспитателя не дорос. Но у меня все равно накопилось изрядное количество наблюдений и соображений, которые, на мой взгляд, пора было пускать в ход.
Глава 4
ПРОБЛЕМЫ ПЕДАГОГИКИ И ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКИ
Придя домой, смыв грязь и убедившись, что никуда спешить не надо, я растянулся на диване. И стал выкладывать Бет то, что, на мой взгляд, требовало вмешательства или, по крайней мере, внимания. Ход моих мыслей для меня самого был еще смутен, поэтому я начал с дальнего конца:
— Скажи, а как комиссии относятся к карнизной охоте? Или вы им ее не показываете?
— Мы, разумеется, стараемся не показывать, но они все равно до нее добрались. Устроили скандал, причем какой-то очень глупый и ненужный.
— А что, бывали нужные скандалы?
— Конечно, нет. Но я-то думала, они начнут скандалить о том, что дети свернут себе шеи. Они нам без конца высылали бумаги о детском травматизме. Мы им на это отвечали, что травматизм у нас бывает редко. И вдруг они пришли на полигон в разгар занятий.
— Ну, понятно. И вместо травматизма вам вменили аморалку.
— Что? — Бет посмотрела на меня с недоумением. Она замерла посреди комнаты, держа в руках вазу с цветами.
В комнате было прохладно и даже чуть сумрачно, но Бет всегда казалась мне освещенной лучом солнца. Или наоборот, смотрела она так, что в свете ее глаз я себя чувствовал, словно в луче солнца. Мне не хотелось ее огорчать.
— Ты замечательно смотришься с этими пионами, — пошел я на попятный, решив, что чересчур шокировал ее нежную душу. — Скандал касался совсем другого? Вам посоветовали всех построить и заорать: «Физкульт-привет!»? Или велели форму завести одного цвета?
— Нет. Я не знаю того слова, которое ты сказал сначала. Что такое «аморалка»?
— Это самое что ни на есть педагогическое слово: аморальное поведение, разврат.
— Да, — Бет поставила пионы на письменный стол и пристроилась рядом со мной. — Они так и сказали, что мы провоцируем разврат. Сначала устраиваем эти тренировки, а потом учим детей целоваться по углам.
Я пошлым образом расхохотался.
— Нашли учителя! Не умеешь сам — научи другого!
— Ванька!
— Да ладно, чего там! А то я не знаю, какое у тебя образование в этой области.
— Образование?
— Ну да. Верней, его отсутствие. Зато способности блестящие.
— Тебя побить?
— Как хочешь. Я не против. Вообще-то даже странно, что я угадал. У педагогов это, как мне кажется, давно уже вчерашний день. Сейчас никто как будто и не ратует за строгость нравов. До вас добрались ископаемые экземпляры. Но, в общем, эти вредные тетки не то чтобы совсем были неправы.
— Ты тоже считаешь, что у нас по углам происходит всякое безобразие?
— Ни в коем случае. Ребята у нас очень строгие и по углам не целуются. Даже эти две кокетки, по-моему, никого не подбили попробовать.
— Какие кокетки?
— Ну, эта черненькая — Лора. И Стефани, которая ходит в соломенной шляпке и воображает себя парижанкой.
— Почему ты решил, что они кокетки?
— М-м, как тебе сказать? У меня весьма университетское образование, и вообще, по-моему, это очевидно.
— А мне казалось, что ты тоже строгий, — сказала Бет сердито. — По крайней мере, с посторонними.
— Ну, в общем, правильно казалось. И, кроме того, кокетство — по-моему, дурной тон. Скажи мне лучше, эта строгость — лично ваше педагогическое достижение или местный обычай?
