— Обычай, то есть норма. Там, где любая девушка может оказаться вилой, в любовь играть не принято. Это вопрос жизни и смерти.
— Логично. Хотя внешняя строгость всех проблем все равно не решает. Можно вести себя вполне корректно, а страсти все равно будут кипеть, — вздохнул я и решился, наконец, спросить о том главном, ради чего затеял этот трудный разговор:
— Так ты все еще не знаешь, что Кэт не поделила с Санькой?
Бет замерла, и глаза у нее стали такими же испуганными, как при нашей первой встрече.
— Не может этого быть, — сказала она шепотом.
— Почему не может?
— При чем тут Кэт? Он ей никто… С чего ты взял?
— Например, наблюдал несколько раз, как он не хотел смотреть не то что в глаза — просто на Кэт. В упор не видел. Отвернулся в сторону — и все.
— Где ты это наблюдал? Кэт в Лэнде не бывает.
— Зря ты так думаешь. Бывает, и довольно часто, но почему-то исключительно на полигоне. Может быть, потому, что туда не ходишь ты? Посмотри как-нибудь сама.
— Я посмотрю, но этого не может быть. Они сто раз смотрели друг на друга, ругались, спорили. Нет, он не тот…
— А если Кэт просто захотелось влюбиться? По своему желанию и выбору?
— Но почему в него?
— А почему бы нет? В кого же, если не в него?
— Да хоть в тебя! Ты все-таки постарше. И тоже там крутился без конца, на этом полигоне.
— В меня неинтересно: я обыкновенный. Такой, как все.
Бет покосилась на меня совсем сердито.
— Когда ты в первый раз это сказал, я подумала, что ты рисуешься.
— Разве я говорил такое?
— Да. Ты мне сразу заявил, что не ты самый умный на свете.
— Конечно, не я. И я не художник, и волосы у меня не до плеч, и вообще рядом с этим героем я скучен, как осенний дождь. Кстати, Кэт на приеме интересовалась, за что ты меня любишь.
— Час от часу не легче! Что, так прямо и спросила?
— Совсем не прямо, но спросила.
— И что ты ей сказал?
— Да ничего. Как-то проехали. Зато она уверена, что я тебя люблю за красоту.
— Ты — меня?
— Да. Я пытался ей внушить, что я тебя люблю исключительно ни за что, люблю — и все тут! И что всякий нормальный человек на моем месте поступает так же, но Кэт мне не поверила. А уж потом я вспомнил, что для Кэт красота — больной вопрос. Знаешь, как у Пушкина мачеха пытает зеркальце:
Я ль на свете всех милее.
Всех румяней и белее?
— Мачеха… — сказала Бет, припоминая. Но не сказку. — А я все не могла понять, почему Санька считает себя чуть ли не уродиной, а Кэт эту легенду всячески поддерживает.
— Да, лихая у вас педагогика, — сказал я легкомысленно и тут же пожалел об этом. У Бет в глазах стояли слезы, а на лице было отчаяние.
— Это катастрофа, а не педагогика, — сказана она мрачно. — Мы же взялись вырастить детей. Бедная Санька!.. И вообще он еще мальчик.
— Бедная Кэт, — ответил я. — У Саньки, как я понимаю, все в порядке. А Кэт, возможно, изначально хотела восстановить справедливость, как она ее понимает: художник должен любить красоту, а не какую-то невзрачную девчонку. Ну и влипла.
— Ты тоже считаешь, что невзрачную? По-моему, нормальная девочка.
— По-моему, тоже. Это я просто модели строю. А мальчик, может быть, и сейчас уже старше меня. Слишком многое он понимает, когда рисует.
— Все равно с этим надо что-то делать. Я попробую поговорить с Кэт.
— Вот из-за чего мне не хотелось быть ни королем, ни воспитателем. Тот и другой вмешиваются в чужую жизнь, когда их об этом не просят. А нельзя ли ребят на лето куда-нибудь упрятать? Что они у вас летом делают?
— Обычно где-нибудь работают. Прошлым летом жемчуг собирали на японских плантациях. Ну, знаешь, там в моллюсков специально закладывают кусочки раковин — чтобы жемчуг нарастал. А потом собирают урожай. И в большом мире, и у нас тоже так делают. Вот мы ребят туда и отвезли — на такую плантацию. Им понравилось. Но чаще они где-нибудь поближе. Некоторые любят пасти в горах коз, другие — с рыбаками плавать. И на фермах они отлично уживаются.
— Да? Кто бы мог подумать…
— Почему? Джейн, например, хочет выйти замуж за фермера и командовать большим хозяйством.
— Так ты найди ей хорошего парня с большим хозяйством.
— Сама найдет. К ней уже двое сватались.
— И оба не понравились?
— По-моему, наоборот: оба понравились. Но Джейн пока не хочет расставаться с ребятами.
— Это опасный образ мыслей. Она не боится остаться вообще без жениха?
— Нет, не боится. У нас тут женихов на всех хватает. И невест тоже.
Я рассмеялся.
— Да, все время забываю. А это не опасно: отпускать ребят малыми партиями?
— Когда мы отпускаем их «малыми партиями», как ты говоришь, страну приходится закрывать. Но этим летом не получится их никуда отправить. Комиссия собирается прислать к нам каких-то своих воспитателей, чтобы устроить летний лагерь.
— Скаутский или пионерский?
— Не знаю. Только лагеря нам не хватало…
— Зачем же вы согласились?
— Кэт согласилась. Ей показалось, что это довольно безобидный способ познакомить ребят поближе с внешним миром и его обычаями. Они собираются поставить палатки где-нибудь в лесу. Велели заготовить два горна и четыре барабана.
— Ох, чует мое сердце, лето у нас будет веселое! Хоть, впрочем, веселее всех придется этим воспитателям, но все равно обидно. Я тут поймал себя на том, что мне не хватает прошлого лета. Тишины, одиночества, ожидания, песочка, камушков, моря… Устройте, что ли, этот лагерь где-нибудь на морском берегу.
— Зачем? У бедных воспитателей и так жизнь будет тяжелая, а тут еще придется заводить войну против ночных купаний, штормовых купаний, серфинга, лодок… И потом, неужели ты хочешь во всем этом участвовать? Это же, как ты говоришь, не королевское дело. Давай лучше мы поживем с тобой вдвоем где-нибудь у моря.
— Но как-то все-таки нехорошо бросать друзей в беде.
— Во-первых, они сумеют за себя постоять. Ты помнишь, как тебя встречали? А это была легкая разведка. И потом, кто нам мешает навещать друзей хоть каждый день? Я думала недавно, что, может быть, напрасно затащила тебя жить в Лэнд. Ты, наверно, хотел жить в городе. Или у моря. Или в горах.
— Я думал, мы будем жить в том старом доме. Он меня чем-то приворожил.
— Правильно. И университет оттуда в двух шагах.
— Про университет я забыл. А что там, кстати, происходит?
