— Так поженились бы хоть, что ли! — с досадой высказался я.
— И не подумают — ближайшие лет пять. Ну, или года три, — вздохнула Бет. — Они сейчас в полную силу проживают начало юности. Жениться им пока неинтересно.
— Нам, старикам, жить все же проще, — сказал я, подводя итог. — Наверно, надо заложить ей Кэт. Кто будет говорить: ты или я?
— Тебе она не поверит. Мне тоже.
— А парню говорить нельзя. Слушай, скажи ей, пусть про Кэт вообще забудет. Пусть думает про парня. Раз для него она красивая — какая разница, что говорят другие?
— А за парня она боится, потому что Кронос ей сказал, что с ней опасно связываться.
— Да вы совсем ребенка затравили!
— Я не травила, — возразила Бет, и в глазах у нее появились слезы.
Я почему-то вспомнил Фамусова, причем с сочувствием.
— Так, — деловито сказал я, — тебя надо утешать?
— Немножко, — вздохнула Бет.
— Хорошо. Значит, сначала немножко тебя, потом взрослую дочку.
— Мне с первого взгляда показалось, что ты настоящий герой, — сказала Бет. — А Кэт ты тоже утихомирил?
— Ну, так, более или менее. Только надолго ли? А знаешь, Дьюла меня недавно за Кэт отругал.
— За Кэт? Почему?
— Он сказал, что я должен найти ей жениха, поскольку я старший (и единственный) мужчина в доме.
— Пожалуйста, найди, — сказала Бет с надеждой. — И Дьюла тоже мог бы присоединиться, раз его это так волнует. Чем искать какой-то люк, нашли бы, в самом деле, жениха, и все проблемы сразу разрешились бы. Ну, или почти все. Это же будет… я представить не могу, какое это будет счастье.
— Да, надо лишь заказать Кроносу индикатор. Или тест.
— Какой?
— На правильного жениха.
Бет рассмеялась. Можно было заняться Санькой.
Она сидела перед письменным столом, обхватив голову руками, но не плакала. Утешала ее главным образом Бет. Мой взнос был невелик. В какой-то момент я сказал Саньке, что Кэт вовсе не ее так злобно ненавидит, а свою собственную судьбу, и попал в «яблочко». Санька взглянула на меня с удивлением, а может, и с догадкой — в общем, с живой толковой мыслью, а не с глухим отчаяньем. Потом я еще травил какие-то анекдоты из своей университетской жизни с общей моралью: «перемелется — мука будет». В разгар веселья (вот уж не знал за собой клоунских талантов — а тут нашлись) нас разыскал Андре, потерявший и рисунки, и модель. Он нашел сначала пачку эскизов, потом нас, а потом набросок праздничного платья, сделанный Бет, и взвился чуть не до потолка:
— Кто ж это додумался?
— Я, — призналась Бет.
— Но, Бетти… Нет, ты в самом деле не видишь, что это никуда не годится?
— В самом деле, не вижу. По-моему, будет красиво.
— Да. Если ты наденешь — то, конечно.
Он перевернул лист на чистую сторону, вытащил из кармана карандаш и что-то быстро набросал, приговаривая понятные только ему слова:
— Допустим, если взять хотя бы… журавля… журавлика с японского рисунка… что может быть изящней журавля, танцующего… где они там танцуют?.. у бамбукового леса?
Я рассмеялся. Увидеть в Саньке журавля — на это не хватило глаза ни у Кэт, ни у Бет, ни даже у Милицы. Андре нарисовал наряд, в котором журавлиная ассоциация преломилась так, что, не скажи он это слово, никто бы о ней не догадался. Осталась угловатая грация, идея сильных крыльев и прихотливый бамбуковый орнамент по кайме.
— Так, — деловито спросил маэстро, — кто сможет это выполнить? Милица?
— Я сделаю, — сказала Бет. — Я уже вижу, что должно получиться.
— Для тебя тоже что-нибудь нарисовать? — спросил он, спохватившись.
— Нет, нет, — сказала Бет рассеянно, вглядываясь в рисунок, — мне уже сшили, оставим как есть… Ты не обиделся? Конечно, ты бы сделал лучше…
Андре занервничал.
— Я не обиделся. А что случилось? Я потом в цвете сделаю, а лучше сам распишу…
— Все в порядке, — улыбнулась ему Бет. — Я действительно не видела.
— Чего?
— Журавлика в бамбуке.
— Покажи Саньке, вдруг ей не понравится?
— Понравится, — сказала Бет сурово, но показала эскиз с интересным комментарием:
— Смотри. Вот это правда. А остальное — вздор и чушь.
Санька взглянула с изумлением на рисунок и на Бет, но ничего не сказала. Ребята скоро ушли, рисунок остался у Бет. Она сказала мне, будто я что-то понимал в происходящем:
— А я правда не видела, что она даже не просто красивая — необыкновенно красивая девочка. Думала, он просто фантазирует — по дружбе, из упрямства… Она, видно, на самом деле медленно растет.
— Не знаю, — сказал я честно. — Они мне оба как понравились в Москве, так с тех пор и нравятся. Скажи, а у Кэт есть друзья?
Она задумалась.
— Близких, наверно, нет.
— Тогда тебе бы нужно с ней немного поболтать, как мы тут с Санькой поболтали.
Вообще-то я бы предпочел, чтобы Бет легла. Она устала, и я тут же пожалел о своих словах. Но Бет со мной согласилась.
— Да. Я хотела у нее спросить, о чем они договаривались с директором цирка.
— Только недолго.
— Постараюсь, — кивнула Бет.
К счастью, у Кэт сидел добрый дядюшка Дьюла и занимал ее каким-то легким разговором, так что в тот вечер все как будто улеглось. Но когда Бет стала спрашивать про праздник, Кэт вдруг опять расстроилась и бросила свирепо: кому он нужен, мол, этот дурацкий праздник, зачем его устраивать, и пропади все пропадом…
Тут я с ней почти согласился. Не люблю шумных людных увеселений. Но деваться было некуда, приходилось терпеть.
Глава 2
ПРАЗДНИК УРОЖАЯ
Дня за три до праздника я зашел к Кроносу. Он сказал мне по телефону, что у него готов заказанный прибор. Заодно я прихватил прочитанный всеми первый том его трудов, чтобы обменять его на третий. Вечер был ветреный и темный, но без дождя. Случилось так, что мы с Кроносом оба находились в лаборатории, когда раздался негромкий сигнал — как далекий удар гонга. Кронос рванулся к стеклянному столбу, который показывал, закрыта ли граница. Рядом с ним красным огоньком мигала трубка, похожая на электрический фонарик, — прибор, сделанный для меня.
— Вот так все это и работает, — заметил Кронос с беспристрастной мрачностью. — Граница в горах открыта.
— А в море?
— В море — нет. Лампочка загорелась бы на другом конце и синим светом.
— Лампочка? — машинально повторил я, думая о другом. — Как часто их менять?
