— Менять тут ничего не надо, — ответил Кронос. — Строго говоря, это не лампочки… Кто же, интересно, и зачем ее открыл?
— Мне тоже интересно. Я обязательно вам расскажу, когда узнаю, — пообещал я и поспешил домой.
Кэт хлопотливо носилась по дворцу, как ловкий дух, и, кажется, забыла про свое плохое настроение. Наоборот, я слышал ее смех, правда, немного резковатый. Бет тоже была дома, точнее, в саду, тихо гуляла, разговаривала с Милицей, поджидала меня к ужину. К границе она не прикасалась (я сумел выспросить об этом как бы в шутку, чтобы ее не волновать). А кроме Кэт и Бет открыть страну не мог никто. Такое дано лишь королевам, и никакой искусственной энергии не хватит, чтобы проделать этот трюк.
Я сразу предупредил Дьюлу об опасности, попросил патрулировать все подступы к столице, дать знать тем, кто присматривал за базой (утес отлично выполнял роль переговорного камня). Граница была открыта до шести утра, потом закрылась. Я мог убедиться, что Бет даже случайно не имела к этому отношения: в шесть утра она еще спала. У Кэт я решил ничего пока не спрашивать. Вдруг она шляпку себе из Парижа заказала? Лишь собрал ребят и попросил их выполнить две просьбы: если костюм не позволяет надеть щит (это касалось в первую очередь девочек), не отлучаться за пределы охраняемого, освещенного, забитого народом пространства, где будут проходить главные торжества. Если уж очень почему-то надо выйти из этого круга, то только под щитом и только со страховщиком.
— А еще лучше взять в компанию гвардейца, — предложил Зденек. — Гвардейцам будет скучно, им даже потанцевать нельзя, если они при исполнении. А тут подходит барышня и просит ее проводить…
— Прямо к какому-нибудь канализационному люку, — поддержал Арве эту мысль. — Гвардеец будет счастлив.
Я вдруг почувствовал, что мне очень не нравится предстоящее мероприятие.
— Знаете что, друзья? — сказал я «взрослым» голосом. — Лучше всего будет, если вы столпитесь где-нибудь в поле моего зрения. Играйте в жмурки или в ручейки, в чехарду, в конный бой — во что хотите. А я буду вас пересчитывать каждые полчаса.
— Ого, это серьезно! — сказал Тим. — Но ты же можешь так со скуки помереть.
— Наоборот. У меня будет хоть какое-то занятие.
— Не умеете вы отдыхать, ваше величество, — вздохнул Зденек, — совсем себя не бережете. Считать нас — это же рехнуться можно!
— Я выдержу. Я к арифметике привычный, — ответил я на этот выпад. — И не трепите мои королевские нервы.
Они пообещали сделать все, о чем я их просил, и уговаривали не волноваться.
— Все будет хорошо. Мы же не маленькие. Мы не полезем на рожон.
— Вы правда не волнуйтесь, — сказала миниатюрная химичка по имени Иванка (тезка моя). — Я их сама все время буду пересчитывать. А если что — сразу к вам.
Мне оставалось поблагодарить ее и надеяться на лучшее.
Если бы не фокусы с границей и не проблемы с Кэт, наверно, этот праздник показался бы мне милым и занятным. А так я изо всех сил улыбался, вычеркивая из мысленного списка каждый пройденный номер праздничной программы, и мечтал, когда же обо всех этих детских радостях можно будет подумать уже в прошедшем времени.
Конечно, нашлись развлечения и у меня, но чересчур экстравагантные. К примеру, я, как нарочно, вынужден был наблюдать внимательный, сосредоточенно-непонимающий взгляд Кэт, рассматривавшей Саньку в журавлином платье из светлого, хотя неотбеленного шелка-сырца (так это называлось, по словам Бет) и с ручной росписью великого художника. Судя по робкой грации и удивленным сияющим глазам, Санька сама оказалась потрясена своим новым образом. Художник был, конечно, тут как тут, за плечом своей дамы, что-то ей говорил и улыбался быстрой озорной пленительной улыбкой, не замечая взгляда Кэт. Впрочем, у той хватило выдержки повернуть голову и устремить свое внимание на веселящуюся толпу.
Пока было светло, я честно выполнял свою угрозу и пересчитывал народ раз в полчаса. Но когда начался бал с фейерверком на большой площади перед ратушей, я понял, что пора сдаваться. Среди толпы, в неверном освещении и в непривычных праздничных нарядах ребята сделались неузнаваемыми. Праздник тем временем вошел в стадию всеобщего восторга, быстрых танцев, шумной музыки и буйных игр. Мы с Бет сидели на специальном королевском возвышении, и Бет, естественно, не лезла в эту давку. Мне тоже было спокойней оставаться рядом с ней.
— Тебе необязательно все время сидеть со мной, — сказала Бет. — Ты можешь танцевать, это не будет нарушением правил.
— А если я останусь здесь — это будет нарушением?
— Да нет, конечно. На этот случай, по-моему, вообще нет правил. Все скачут, как хотят, даже Кэт. Видишь?
Я посмотрел в толпу. Потом, когда я вспоминал этот момент, я прямо-таки видел Кэт — красное платье, черный шлейф волос, сверкающая корона, — кружившуюся в быстром вальсе с мужчиной лет тридцати, во фраке с белоснежной накрахмаленной рубашкой, с умными залысинами на лбу. Но если я все это видел, то почему, спрашивается, спокойно отвернулся и забыл о них в ту же минуту? Мне следовало бы немедленно пристроить к незнакомцу «хвост» и выяснить множество интересных вещей. Так что, скорей всего, я все-таки его не видел, да и Кэт только промелькнула вдалеке.
Все это было уже после праздничного ужина, и Бет подумывала о том, чтобы уйти, а я посматривал, куда бы мне пристроиться для продолжения вахты. Играть со старшим поколением в карты мне хотелось еще меньше, чем отплясывать с молодым. Пожалуй, интереснее всего взять лошадь и присоединиться к гвардейцам, патрулировавшим город, но это могло шокировать народ. К счастью, к нам подошел дон Пабло и попросил почтить своим присутствием галерею его дома, как раз смотревшего на ратушу. Там накрыли несколько столов для избранного общества. Бет задержалась, чтобы побыть в компании самых родовитых подданных. Ее, конечно, вскоре отпустили, но меня дон Пабло стал серьезно уверять, что я, проводив Бет домой (всего лишь через несколько дверей), должен вернуться и остаться до конца. А то народу может показаться, что я проявил невнимание или даже немилость. Я не просил его подыгрывать, это была удачная импровизация. Бет признала его правоту, и я вернулся, так что главные события этой ночи меня не обошли.
Веселье оккупировало площадь ратуши и прилегающие улицы. Граница между праздничным и спящим городом обозначалась точно: повернешь за угол — и все. Темнота и тишина. По периметру этого праздничного пятачка ходил гвардейский патруль. Другой, конный, объезжал весь спящий город, а пограничники Дьюлы присматривали за окраинами. У Дьюлы, кстати, был джип, на котором он объезжал свои посты. Дьюла считал лошадей игрушкой и, вероятно, не особенно умел с ними ладить. Толпа иной раз выплескивалась в тихие улочки, а потом снова возвращалась в свои границы. Это происходило столько раз за вечер, что никто и внимания уже не обращал на нарушение порядка. Стихия есть стихия, ничего тут не поделаешь.
Когда мы потом восстанавливали ход событий, выяснилось, что все произошло во время такого всплеска, но не стихийного, а хорошо спланированного. В той части площади, где прыгали ребята, кто-то затеял быструю беготню цепочкой — то ли танец, то ли игру в путаницу — не разберешь. Забава понравилась. Несколько раз в бешеном темпе прокрутившись по площади и соседней улочке, эта развеселая змея так перемешала наших ребят с совершенно незнакомыми людьми, что пересчитать детей уже не было никакой возможности. Единственное, о чем они все-таки помнили, — это ответственность страховщика, хоть, как потом выяснилось, чужие руки много раз пытались разорвать наши пары.
