— Ты оставайся, — сказал он. — Работай хорошо, и тельты будут тебя кормить. — Нет работы, нет еды! — Затем он ушел.
Каране захотелось расплакаться, такой униженной и покинутой она себя почувствовала. Работники, тельты, столпились вокруг, разглядывая ее при тусклом свете. Они не могли понять, кто она такая.
Внешне она походила на них, и волосы у нее были черные; однако глаза были зеленые, руки и ноги меньше и изящнее, а черты лица тоньше. Она была и похожа на них, и не похожа.
— Где Шанд? — прошептала Карана.
— Чард! — воскликнул молодой тельт с очень густыми бровями. — Никакого чарда! Работа!
— Не чард, — возразила она. — Шанд! — Но это имя, по-видимому, ничего им не говорило.
Один из них дотронулся до нее — у него тоже были теплые руки — и воскликнул:
— Колодна!
Холодная! Она замерзала, ее тело сотрясалось от холода. Кто-то бросил ей кусок коричневой материи. Она обернула его вокруг бедер, как носили тельты, и теперь стала совсем неотличима от них. Правда, эта тряпка не согрела ее, к тому же от нее дурно пахло. Затем молодой тельт отвел ее в угол и жестами приказал работать. «Наверно, они считают, что я не понимаю их речь», — подумала Карана, поскольку они больше ничего ей не говорили.
На возвышении стоял бочонок с чем-то напоминавшим небольшие медузы, — правда, их тельца были более упругие, чем те, что ей доводилось видеть. Они были голубовато-зеленого цвета, со щупальцами, на которых Карана разглядела едва различимые алые пятнышки.
Ее работа заключалась в том, чтобы, вытащив медузу из бочонка, отрезать щупальца и отложить их в сторону, выпотрошить тушку и начинить ее ароматными травами, затем уложить заготовки в меньший бочонок слоями, посыпая каждый слой солью и прокладывая какими-то листьями, жесткими, с пряным запахом. Наконец бочонок заливался чистой водой, которую приносили откуда-то в специальных сосудах, и закрывался крышкой, которую заколачивали гвоздями. Это была самая легкая часть работы.
Когда бочонок был заполнен, Карана снова бралась за щупальца. Ей приходилось скоблить их ножом, чтобы удалить пятнышки, которые обжигали руки, затем разрезать пополам и распластывать. Мясо было жестче, чем казалось на первый взгляд. Когда набиралась большая горка щупальцев, она клала их под пресс, помещая один кусок на другой. Наконец она до отказа поворачивала рычаг, и тогда из-под пресса вытекало густое желе, которое заливали в овальные пузыри, запечатывали и отсылали. Другим продуктом, выходившим из-под пресса, был прозрачный жесткий многослойный кирпичик, края которого она ровняла ножом и складывала готовые кирпичики штабелями в углу помоста.
Как только Карана приступила к работе, она поняла, почему возиться со щупальцами выпадало на долю самых низших, по меркам тельтов, существ. Щупальца были твердые, более походили на резину, а не на желе, и было почти невозможно соскоблить алые пятнышки так, чтобы не обжечься. Пальцы у нее распухли и болели, Карана едва могла держать нож.
Через несколько часов все вдруг прекратили работу, взобрались на гниющий помост и приступили к вечерней трапезе. Карана робко подошла к ним, чтобы присоединиться, так как не знала, чего от нее ожидают, но одна из тельтов, высокая женщина, сделала ей знак вернуться к работе.
— Ты плохо работала! — воскликнула она. — Нет работы, нет еды!
Карана с несчастным видом зашлепала по воде обратно. Груда щупальцев, которые надо было обработать, не уменьшалась, и уже начался прилив, так что она стояла по колено в холодной воде.
Девушка была отчаянно голодна, и ее мучила жажда. «Что же случилось с Шандом?» — вертелся у нее в голове один вопрос.
Впрочем, вернется Шанд или нет, здесь она оставаться не может. В обществе хлюнов работники занимали низкое положение, а она как чужестранка — самое низкое. Она была согласна покориться такому порядку вещей, пока нет другого выхода, но ни минутой дольше.
Прошел не один час, прежде чем она закончила работу. Вода поднялась теперь так высоко, что, взобравшись на скамейку, Карана опустила в воду ноги и вымыла их. Спину у нее ломило от длительной работы согнувшись.
Карана увидела, что остальные опять закончили работу и снова собрались на помосте. На масляной плите стоял чайник. Плита дымила, наполняя воздух вонью горящего рыбьего жира. Беременная женщина бросала сушеные листья, которыми перекладывали слои медуз в бочонке, в воду в чайнике и тихонько помешивала. Все получили деревянные кружки с чаем. Карана нерешительно приблизилась, и, немного поколебавшись, ей тоже налили. Как благодарна она была за это!
Онемевшими пальцами она взяла кружку и поднесла к губам. Запах был противный. Она отпила маленький глоток. Ощущение тепла было восхитительно, наконец-то она за весь день немного согрелась. Вкус у настоя был такой же неприятный, как и запах, но Карана выпила все до дна.
Остальные ели тонкие куски, отрезанные от кирпичиков из щупальцев. Тельты ели их сырыми. Это показалось ей отвратительным, но надо было поесть. Карана потянулась за кусочком пэна, как они это называли. Однако мужчина с ножом указал ей на ее собственную маленькую кучку кирпичиков, давая понять, что она должна брать оттуда.
Карана уселась в одиночестве и, отрезав себе кусочек своим ножом, стала жевать. Мясо было скользким, жестким и безвкусным. Прожевав, она отрезала еще кусок, взяла его в рот, и тут язык обожгла сильная боль. Сплюнув на пол, она увидела на кусочке алое пятнышко, которое пропустила. На срезе кирпичика девушка разглядела еще такие же пятнышки, едва заметные. Взоры присутствующих в комнате были прикованы к ней, но вскоре тельты вновь занялись своим ужином.
К Каране приблизилась молодая женщина с блестящими волосами, наверно, их только что смазали рыбьим жиром — от волос исходил сильный запах рыбы.
— Я Карана, а как зовут тебя?
— Карана! — повторила женщина, звонко смеясь. — Я — Клаффера.
Клаффера прикоснулась кончиком носа к носу Караны, взяла кружку из ее распухших пальцев и снова наполнила из чайника. Карана отнесла ее к себе на рабочее место и наслаждалась теплом и покоем, пока не допила все.
Наконец работа на сегодня была закончена. В углу тельт с густыми бровями обнимал Клафферу с такой страстью, какой Каране не приходилось видеть на людях. Погрузив лицо в ее волосы, он нюхал их, словно от них пахло изысканными духами, а Клаффера ласкала его с головы до ног. Остальные смотрели на эту пару с улыбкой и подбадривали их.
Вероятно, было далеко за полночь.
— Пошли! — обратился кто-то к Каране. — Пора спать.
И тельты, которых было человек десять, вышли группой. Карана последовала за ними в их жилище неподалеку. Это была тесная комнатушка, где с одной стороны находился широкий помост, на котором спали. Он также служил для трапез и работы. Обстановки в комнате почти не было — лишь чурбаны вместо табуреток да полка с фигурками, вырезанными из «железного дерева».
Умывшись морской водой, тельты повесили свои набедренные повязки сушиться, взобрались на помост и улеглись рядом, накрывшись одеялами грубого плетения из промасленных водорослей. Карана подошла было к ним, но ей ясно дали понять, что она чужая и с ней не намерены делиться теплом. Клаффера, которая помогла ей раньше, взяла одно из одеял и отнесла его в самый дальний угол помоста.
