— Эммант тоже так думал, — тихо произнесла Карана. — Но они его не приняли.
Шанд замолчал, размышляя над словами Галлиада о том, что Карана совсем особенная, и гадая, что они значат.
— Я так скучаю по Готриму, — сказала она. — Это смешно, ведь когда я думаю о Готриме, вижу отца, хотя имение принадлежало семье матери. Он там всегда что-то делал: перестраивал камины или возился с водопроводными трубами, прокладывая их по всему дому.
— Аркимы — величайшие инженеры трех миров, — заметил Шанд.
— Ты бы только посмотрел на плиту у нас на кухне, — с воодушевлением произнесла Карана. — Она огромная, и на ней греется вода для всего дома. Я такую нигде не видела.
— О чем еще ты мечтаешь?
— Я часто мечтаю о Лиане — о том, как привезу его к себе домой. Но это меня пугает: я боюсь его потерять. Боюсь, что ему наскучит мой маленький сельский мирок. И… — Она замолчала и отвела взгляд.
— Да? — спросил он после паузы. — Что тебя беспокоит?
— Я опасаюсь об этом говорить, — тихо сказала она. — Я невероятно самонадеянна — ведь мы с Лианом не обсуждали ничего подобного. Но я хочу ребенка и наследника Готрима. Разве мои желания чрезмерны?
— Отчего же… на этом держится мир. Но у тебя еще много времени, чтобы завести семью и детей.
— Не знаю.
— Почему?
Карана никогда прежде не решалась делиться с кем бы то ни было своими мыслями о таких вещах. И она не была уверена, стоит ли говорить об этом с Шандом.
— Женщины моей семьи не очень… плодовиты. И их период плодовитости совсем не долог. У моей матери он длился всего десять лет. Мне двадцать четыре, и я чувствую, мой срок истекает.
— О! — сказал Шанд, и они оба замолчали.
— Я хорошо знал твою мать, — наконец начал Шанд.
— Я не хочу о ней говорить, — резко ответила Карана. У нее были сложные чувства к матери. — Должно быть, она меня ненавидела. Почему же еще она покончила с собой, оставив меня совсем одну?
— Отчаяние заставляет нас совершать странные поступки, — сказал Шанд. — Мне тоже довелось испытать, что такое отчаяние.
Карана не стала больше слушать. Опасаясь, что он продолжит рассказ о ее матери, девушка поднялась и ушла в темноту звездной ночи.
После Джелбона они продолжали идти на северо-восток по каменистой равнине, покрытой кочками с жесткой травой. Один раз вечером налетел холодный ветер с юга, который принес снег, покрывший землю белым слоем толщиной с палец. Это был последний вызов зимы. В дальнейшем дул только теплый западный ветер, обещавший дождь, но редко выполнявший обещание. Теперь у Шанда с Караной возникла проблема с водой: ее осталось на донышке лишь одного меха.
Раза два Карана просыпалась ночью оттого, что ей снился дурной сон, и тогда в сумрачном свете она открывала глаза и видела Шанда, тревожно наблюдавшего за ней.
— Что тебе снилось?
— Ничего, правда. Просто у меня ужасное предчувствие, будто все, что я люблю, разлетится на куски.
— В этом-то и беда, когда кого-то любишь, — сказал Шанд. — Засыпай снова — утром нам рано вставать.
«Это предчувствие не покидает меня с тех пор, как мы сошли с судна Тессы на берег, — подумала она. — Там что-то меняется».
Они взобрались на небольшую возвышенность, и вдруг перед ними оказалась пустота — там не было совсем ничего! Земля уходила вниз — утес за утесом, терраса за террасой, склон за склоном.
— О! — воскликнула Карана, пораженная открывшимся зрелищем.
Они стояли на краю высокого утеса. Внизу был крутой склон, перерезанный глубокими ущельями и переходящий в холодную белую равнину, которая простиралась во всех направлениях, теряясь в тумане. Огромная пустота; пропасть, глубокая, как океан, — однако там не было воды.
— Перионское Море, — сказал Шанд. — Сухое Море. — Карана не отвечала и только не отрывала взгляд от этой огромной пустыни.
Усевшись на пригорке у края обрыва, Шанд украдкой наблюдал за ней. Девушка смотрела на море, и впервые за весь месяц ее лицо оживилось. Она прошлась по краю обрыва, вернулась обратно, потом остановилась в смущении и оглянулась назад — туда, откуда они пришли.
Шанд терпеливо ждал, хотя чувствовал какое-то волнение. Казалось, что, пройдя весь этот путь без всякого направления, теперь он надеялся, что его поведет она. Его? Если бы только она знала. Впрочем, возможно, когда-нибудь узнает. Что же в ней такое? Почему она ключ ко всему? С каждым днем в Шанде росла уверенность, что это так. И что он тут делает — он, который поклялся, что никогда не будет вмешиваться в дела Сантенара?
Карана медленно вернулась к Шанду и уселась рядом с ним на траву. Она обхватила руками колени и, положив на них подбородок, задумчиво смотрела на море.
— Что там? — наконец спросила она.
— Главным образом пустыня. На западе большой с засушливым климатом остров Фаранда; к востоку основная часть Лауралина — саванна или пустыня, а за ними — Вороньи Горы, или Ван Барра, и Эпперанд, родина дзаинян.
— Я знаю — я путешествовала по Лауралину.
— По другую сторону Вороньих Гор — богатые земли и леса Крандора, который в два раза меньше нашего Мельдорина. Но до Крандора надо добираться четыре-пять месяцев.
— А само Сухое Море?
— Это пустыня — такой ты никогда не видела. Дно Перионского Моря находится под нами, на расстоянии две тысячи пядей…
— Две тысячи! Великие Горы Шазмака гораздо ниже!
— …И там, в центре, никогда не бывает дождей. Летом невыносимо жарко, зимой — ужасно холодно. На дне — слой соли очень большой толщины. Там ничто не растет, нет вообще никакой жизни. А эти горы когда-то были островами в красивейшем из морей. Но оно высохло тысячи лет тому назад.
— Так было не всегда, — сказала она себе.
— Нет, до Распада Перионское Море было жемчужиной. Существует Сказание о Распаде — одно из Великих Сказаний, — повествующее об этом. Тебе бы следовало попросить Лиана рассказать его как-нибудь. — Стоило Шанду произнести эти слова, как он тут же об этом пожалел, но Карана продолжала мечтательно покачиваться взад-вперед.
— Я попрошу, — проговорила она. — Значит, это море непроходимо? — спросила Карана после долгой паузы.
— Нет, не в это время года. Правда, редко кто-то отваживается пересечь его.
— Что в середине?
— Как я уже упомянул, острова. Теперь они образуют высокие горы. На некоторых из них остались разрушенные города. А на равнинах нет ничего — ни воды, ни пищи, ни пристанища.
— Может быть, Тензор пошел туда?
— Возможно. Думаю, все острова были обитаемы до того, как высохло море. Это было во времена Кандора — одного из трех каронов, явившихся на Сантенар в погоне за Золотой флейтой. Именно Кандор основал Перионскую Империю. Столицей его Империи была Катадза — на самом деле большом одноименном острове. — Шанд задумался. — Катадза! Неприступная крепость! Должно быть, это идеальное место для того, кто ищет лишь уединения.
