– Что-то не так? – шепчет она, прижимаясь ко мне крепче и целуя меня в шею.
Ну как мне объяснить ей, что я ее не хочу, что как бы хороша она ни была в постели, ей никогда не сравниться с нашими женщинами, что секс с ней будет всего лишь временным облегчением, что я уже чувствую себя перед ней виноватым?
– Я ни с кем не спал с тех пор, как умерла моя жена, – признаюсь я, думая в этот момент больше о Хлое, чем о Элизабет.
– Бедняжка!
Она берет ключ из моих рук, сама отпирает дверь, заходит, включает свет. Я медлю в коридоре, потом вхожу вслед за ней, смотрю, как она расстегивает молнию на спине, как платье свободно падает на пол. Нижнего белья Элси не носит. Она стоит передо мной обнаженная. Ее коричневые соски стали твердыми, она часто дышит.
– Иди ко мне, Питер! Пожалуйста, скорее!
Раздетая Элси уже совсем не похожа на Элизабет. Она более худая, груди у нее меньше, и немного отвисают, пупок – выпуклый. Я вздыхаю, в последний раз думаю о Хлое и уступаю просьбам Элси.
Потом я лежу на кровати с открытыми глазами. Рядом, свернувшись калачиком, спит Элси, положив голову мне на плечо, а руку – мне на живот, как будто давая понять, что теперь я принадлежу ей. В животе у меня начинает тихо урчать. Нет, я не причиню вреда этой женщине. Полежу немного, потом высвобожусь и уйду. Конечно, плохо, что, проснувшись утром, она не найдет меня рядом и никогда больше не увидит меня.
Сколько пафоса! Какие мы чувствительные! Просто использовал женщину, чтобы облегчиться. Будь здесь мой отец, он испытал бы отвращение. И был бы прав. Я сам всегда внушаю своему сыну мысль о нашем превосходстве над людьми. «В отличие от большинства людей мы управляем своим телом, а не оно нами», – говорю я. А вот сейчас поступил как один из них.
Я осторожно освобождаю свое плечо от головы Элси, легонько убираю со своего живота ее руку, встаю и одеваюсь. Не знаю, от выпитого алкоголя или от секса, она продолжает крепко спать. Глядя, как она улыбается во сне, я думаю, что по крайней мере хоть на короткое время сделал ее счастливой.
Но для существа, подобного мне, способного предвидеть, как женщина отреагирует на любое прикосновение или поглаживание, для существа, в чьей власти контролировать реакции собственного организма, – это не большая победа.
Честно говоря, Элси тоже принесла мне радость, вернее, уверенность, что следующие несколько ночей я смогу спать спокойно. Это не значит, что в моих планах продолжать такую практику. Обещаю себе, что больше не поддамся искушению. У меня пока нет никакой ясности с Хлоей, но я дождусь либо ее согласия, либо отказа.
11
К моему большому удивлению, Генри почти не скучает по нашему дому на острове. Плавание в бассейне становится одним из его любимых занятий. Он не отстает от меня, пока я не велю установить вышку для прыжков в воду. Грэнни, который, как оказалось, в свое время потрясал туристов в бухте Мо своим искусством ныряльщика, берется тренировать моего сына.
Для ребенка, который умеет летать, научиться нырять несложно, и очень скоро Генри призывает меня выйти из дома и полюбоваться, как он делает сальто, ныряет рыбкой, и, конечно, на его любимый прыжок – пушечное ядро. Через несколько недель он начинает донимать меня просьбами увеличить высоту вышки.
Еще несколько недель спустя Грэнни подъезжает к дому на лошади, ведя на поводу еще трех и одного пони. Утренняя прогулка верхом становится для нас ритуалом. Ямаец показывает нам самые незаметные и узкие тропки.
Иногда мы просто едем к реке, иногда добираемся до самого Виндзора, до границы со Страной Дыр. По моей просьбе Грэнни однажды ведет нас в пещеры, но Генри, увидев темную зияющую дыру входа, из которой к тому же дует, отказывается идти.
– Парень совершенно прав, приятель, – кивает Грэнни. – Говорят, эти пещеры ведут в Страну Дыр.
В них в два счета заблудишься.
Жизнь постепенно налаживается, становится привычной. Каждый вечер, с наступлением темноты, мы с Генри меняем обличье, поднимаемся в воздух и летаем. Потом, когда мальчик отправляется спать, я частенько взлетаю снова. Иногда охочусь над океаном вблизи Фолмута или над островом, но не дальше Очо-Риос. А иногда навещаю Страну Дыр.
Через несколько недель после нашего приезда к дому подкатывает видавший виды армейский джип, в котором сидят двое небритых белых мужчин в мятых майках и шортах. С Грэнни они разговаривать отказываются, требуют меня. Но выгрузив из машины мой деревянный ящик, избегают смотреть мне в глаза.
Артуро смеется, когда я рассказываю ему все это по телефону:
– Они привыкли гнать контрабанду к нам, а не наоборот. Мне довольно трудно было объяснить им, что есть вещи, которые нам не хотелось бы открыто перевозить на Ямайку.
Рита тоже регулярно докладывает мне о положении дел.
– По-моему, Йен что-то почуял, – сообщает она через несколько недель после моего отъезда на Ямайку.- Он распорядился, чтобы только его секретарша Хелен вскрывала адресованную ему почту. Но мы с ней дружим. Она рассказала мне, что Тинделл и его друзья продолжают хлопотать насчет покупки острова Еще она говорит, что в последнее время большинство своих звонков Тинделл делает с сотового телефона.
Я звоню Артуро и передаю ему то, что мне сказала Рита.
– Никаких проблем, – говорит Гомес. По голосу я чувствую, что он пожимает плечами. – Пока нет разрешения правительства, они ничего не смогут сделать.
– Тогда почему они продолжают оформлять покупку острова?
– Возможно, у них нет другого выхода. А возможно, они еще надеются, что у них все получится.
Но я тебе обещаю, что не получится.
– Просто сделай так, чтобы не получилось!
И больше никаких «возможно».
– Не волнуйся, Питер. Все под контролем,-говорит Артуро. – Отдыхай. Когда ты вернешься, все будет по-прежнему.
Как ни раздражают махинации Тинделла со Своенравным рифом, жизнь на Ямайке занимает меня гораздо больше. Если не брать в расчет присутствия прислуги днем и нескольких прибавившихся у нас занятий, мы с Генри живем примерно так же, как жили на острове. Может быть, именно поэтому ни его, ни меня не мучает тоска по дому.
В начале октября буря застает меня в полете над Аккомпангом, в дальнем углу острова. Ливень. Холодный ветер. Молнии разрезают небо. Чем мокнуть и мерзнуть, я предпочитаю укрыться в какой-нибудь пещере и при каждой новой вспышке молнии напряженно вглядываюсь в склоны холмов.
Довольно долго перелетаю от холма к холму, пока наконец не замечаю большую черную пещеру неподалеку от вершины горы. Тотчас же ныряю туда. Над холмами грохочет гром. Пещера довольно большая, и я отодвигаюсь от входа вглубь, расправляю крылья, чтобы стряхнуть с них капли воды и согреться.
И вдруг до меня доносится чья-то мысль:
