Михаил Анатольевич снова вздохнул, смерил взглядом расстояние до воды, покачал головой — на этот раз Хорас забыл вернуть его на место, на радостях, должно быть, — и принялся неуклюже пробираться вниз среди угрюмых камней и расщелин.
* * *
— Ну вот, видишь! А ты боялся, — сказал Ловчий, выслушав краткий отчет о встрече. — Он и сам найдет свою смерть. И уж коли он так ее хочет, то не заставит тебя долго ждать. Все, выбираемся отсюда, да поскорее. Пэк чует недоброе, да и я, признаться…
Он настороженно огляделся по сторонам и принялся грести, пытаясь придать движению лодки максимальную скорость. Пэк застыл на своем месте и впрямь, как чуткая сторожевая собака, почти незаметно поводил носом из стороны в сторону. Фируза нашла руку Овечкина и что есть силы сжала ее своей ручкой, пытаясь выразить не то сочувствие, не то одобрение. Михаил Анатольевич не понял, но ответил благодарным пожатием. На этом обратном пути чувствовал он себя значительно лучше — словно гора свалилась с плеч, да и на спутников своих смотрел он теперь другими глазами. Что-то изменилось в нем… Пэк и Ловчий больше не казались ему безжалостными существами не от мира сего, не способными понимать обычные человеческие чувства. Что призрачный охотник, энергичный мастер на все руки, что саламандра, забавное, веселое и нервное существо — оба они стали для него своими. Про себя он так и назвал их сейчас — друзья. А про Фирузу и говорить нечего. Сейчас, когда душу его не снедал более мучительный страх скорой и ужасной смерти, он прекрасно понимал, что одно только присутствие ее, человека еще более слабого, чем он сам — женщины, придавало ему сил и мужества и помогало держаться. Он был ужасно благодарен всем троим за то, что они настояли на своем и практически заставили его пройти через этот кошмар. Все теперь было позади, а впереди был Данелойн.
Михаил Анатольевич был близок к эйфории. Ему не хотелось ничего говорить, ибо он боялся расчувствоваться не на шутку, и потому Овечкин сидел молча, тихонько перебирал пальчики Фирузы и смотрел в пол. Он решительно ничего не замечал — ни настороженности Ловчего и Пэка, ни напряженности девушки, которая хотя тоже испытывала облегчение, однако, в отличие от него, от эйфории была весьма далека. Спутники его тоже хранили молчание, и так плыли они довольно долго, пока Овечкину наконец не наскучило молчать. Он поднял голову и обнаружил, что лодка движется гораздо быстрее, чем раньше. А оглянувшись на Ловчего, заметил, что тот гребет изо всех сил, борясь с сопротивлением вязкой, густой воды. И припомнил тут Михаил Анатольевич объяснения охотника относительно того, каким образом стражники отыскивают ворота. В прошлый раз он слушал невнимательно, но все же понял, что время и место не имеют особого значения, а стало быть, и расстояние и скорость тоже ни при чем. Зачем же охотник так усердно разгоняет лодку?
Он уже открыл рот, собираясь задать вопрос, но тут Ловчий внезапно перестал грести и выпрямился.
— Уф-ф, — с великим облегчением в голосе произнес он. — Кажется, пронесло. Приехали.
Он небрежно швырнул весло за борт.
— Вставайте, выходим!
Михаил Анатольевич и Фируза, помогая друг другу, не без труда поднялись со скамеечки — ноги затекли, и Пэк шмыгнул поближе к ним, покинув свой наблюдательный пост. И тут-то и грянул гром — когда до спасительного исхода оставалось каких-то несколько секунд.
Никто не успел глазом моргнуть. От ближайшего утеса внезапно отделилась жуткого вида тварь — что-то среднее между летучей мышью и птеродактилем, с четырьмя когтистыми лапами, да еще и с руками. Раскинув широкие перепончатые крылья, она бесшумной молнией скользнула к лодке, одним крылом задела Ловчего, сбросив его в воду, а вторым сбила с ног Овечкина, который, по счастью, свалился на дно лодки, а не за борт, и стремительно взмыла вверх, под своды подземного мира, унося в своих омерзительных объятиях Фирузу. И слабый жалобный крик девушки донесся до них откуда-то издалека, когда чудовище уже скрылось из глаз.
Черная вода тут же ожила, забурлила водоворотами, свидетельствуя о приближении глубинных жителей. Однако Ловчий вынырнул на поверхность, как поплавок, и Пэк, во мгновение ока оказавшийся на корме, разбросал кольцом вокруг своего товарища огненные шары, с шипением завертевшиеся на воде и на несколько секунд отпугнувшие кровожадных тварей. Этого хватило, чтобы Ловчий успел добраться до лодки, и Овечкин с Пэком помогли ему залезть в нее. И не успев еще отдышаться, призрачный охотник обнаружил отсутствие Фирузы. Он разразился проклятиями, каких Овечкин вовек не слыхал. Ловчий костерил разом и голодных духов, и Хораса, и женщин, сующихся не в свои дела, и даже Великого Отшельника помянул в столь непочтительных выражениях, что Михаила Анатольевича непременно бросило бы в краску, не будь он озабочен в данный момент единственно участью Фирузы.
— Довольно ругаться, — быстро сказал он, улучив паузу. — Надо срочно ее выручать. Что делать будем?
Ловчий и Пэк воззрились на него с одинаковым недоумением.
— Что делать будем? — охотник еще раз замысловато выругался. — А ничего не будем! Ты что, Овечкин?.. Ее уже нет! Косточки одни! Да и тех, поди, не сыщешь. Вот же… объяснять еще надо!
Михаил Анатольевич похолодел.
— Как нет?
Охотник махнул рукой и отвернулся.
— Уходим. Головы с нас снимут… ну и поделом. Не надо было девчонку с собой брать!
— Как — уходим? — Овечкин все еще отказывался понимать.
— Уходим, уходим, — удрученно подтвердил Пэк. — Ее уже нет в живых, пойми ты, голова садовая. Хорошо, хоть тебя довезли…
Михаил Анатольевич не верил своим ушам.
— Вы с ума сошли! Нет, я понимаю, конечно… но как же так можно — не попытаться даже… никуда я с вами не пойду! Зовите Хораса!
— Бесполезно это, — устало сказал Пэк. — Ни черта ты не понимаешь… Забирай его, Ловчий, пошли отсюда.
— Нет! — вскрикнул Овечкин.
Охотник медленно повернулся к ним.
— Хораса… А это мысль. Уж он-то тебе объяснит. Если сам еще жив, конечно.
И не говоря более ни слова, он поднес сложенные руки ко рту. Подземелье огласилось нечеловеческим ревом такой силы, что Овечкин даже присел невольно, прикрыв голову руками. Если Ловчий мог за секунду до этого показаться ему существом совершенно бездушным, то сейчас он понял, что на самом деле испытывает охотник. Рев этот ничем не напоминал звук охотничьего рога, как в прошлые разы, в нем слышались все высказанные и невысказанные проклятия, и неприкрытая угроза, и боль… казалось, один этот звук способен убить на месте любое живое существо. Неудивительно, что никто не откликнулся на него. Подземный мир будто вымер.
Выждав, пока затихнет эхо, Ловчий повторил вызов. И опять никто не ответил.
— Вот видишь, — глухо сказал он, опуская руки. — Похоже, ты уже свободен. Пошли.
— Нет, — Михаил Анатольевич твердо покачал головой. — Попробуйте еще раз. Мы не имеем права так уходить!
