А сам провел ночь в кресле рядом с Рисом и наблюдал за Целителем.
Глава 26.
И сказал: возложите на голову его чистый кидар, – и возложили чистый кидар на голову его и облекли его в одежду; Ангел же Господень стоял.
Книга Пророка Захарии 3:5
Рождественский день года 917 начался серым и холодным рассветом. Легкий снег кружился над Гвинеддской равниной. Стоя у окна своей комнаты, Камбер смотрел на светлеющий горизонт и думал о своей дочери, совершавшей свой путь среди снегов к монастырю святой Марии в горах и к безопасности.
Сознание того, что Энсель и Кверон могли в случае нужды защитить ее и оказать медицинскую помощь, его успокаивало. Но он не завидовал ее зимнему пути, отягченному ее беременностью и снежными бурями, которые вот-вот должны были начаться. Если бы она могла родить прежде, чем обстоятельства заставят ее бежать. Если бы бегство можно было отложить до весны.
Если бы только, если бы только… Он снова играл в эту старую игру. Если бы только Синил жил дольше; если бы только король выбрал менее алчных и тупых регентов для своих несовершеннолетних сыновей; если бы только регенты обнаружили больше понимания и терпимости.
Но он этого не сделал, и они не сделали. И теперь Камбер и его сподвижники вынуждены были выделывать сумасшедшие па в жутком танце, зная заранее о неизбежности столкновения (оно неотвратимо, как очередной вдох) и конечном триумфе регентов. Правители действуют от имени законной власти, в борьбе против дерини им повинуются огромные силы. Трагическая судьба аббатства святого Неота и двух крепостей – это начало? Только Богу и регентам известен ответ. А вдруг он ошибается, считая, что про монастырь святой Марии все забыли, и с ним случится то же самое, что и с аббатством святого Неота? Может, Камбер послал свою дочь и внуков на смерть?
Размышляя об этом, он смотрел сквозь замерзшее окно на Валорет. Несмотря на ранний час, на соборной площади стояла внушительная толпа. Людские ручейки втекали под своды храма. Следы множества ног пятнали снег, превращали его в грязь. Гвардейцы архиепископа, возглавляемые теперь Джебедия, заняли места у входа в резиденцию, и по обе стороны дороги от главных ворот до собора. Где-то там был и новый начальник стражи. Йорам тоже проверял охрану собора, он занялся этим, как только вернулся из Шиила.
Рис еще не вернулся, хотя Камбер и Йорам ждали его к заутрене. Камбер заставил себя вздремнуть в последние предрассветные часы, деринийской тренировкой восполнил то, чего не принес короткий сон, и все же не обрел хорошего самочувствия. Он ждал, что Рис пошлет хотя бы весточку, если сказал, что не следует его ждать. Неужели Джаван был так болен? А ведь он наследник престола.
Качая головой, Камбер отвернулся от окна, причиной опоздания Риса могли быть и враждебные происки и его захват. До полуденной мессы у архиепископа не было официальных обязанностей – Роберт Орисс и Дермот О'Бейрн предложили провести две первых службы, как это сделал Найэллан в полночь, – но он не решился начать розыски. Апартаменты наследника престола недоступны для деринийского епископа, который занял место, предназначенное Хуберту.
В соседней комнате послышался шорох, и вскоре появился Йорам с кипой документов, требовавших подписи перед возведением на архиепископский трон. После этого они с Йорамом должны были заняться утренним туалетом без помощи слуг – Энселя теперь не было, а внимание посторонних они не хотели привлекать.
Все время находились какие-то дела, время близилось к полудню, а известий от Риса так и не было. Камберу становилось все более не по себе. Рис никогда прежде не был легкомысленным. Он знал, что Камбер и Йорам будут беспокоиться. Почему же не подал о себе весть?
В то время когда Камбер любовался рассветом, Рис начинал медленно приходить в себя – это было какое-то туманное, двухмерное состояние, прежде не знакомое и тревожное. Его шея не гнулась, а голова тяжело клонилась на грудь и набок. Когда он постарался поднять ее, одновременно поднимая руки, ничего не получилось. Запястья были прижаты к креслу, в котором он сидел, и словно невидимая веревка привязывала его на уровне груди. Воспоминания о прошлой ночи вернулись так быстро, что он едва не застонал от ужаса, однако стон удалось подавить.
Притворяясь спящим и стараясь дышать размеренно, Рис приказал телу расслабиться и начал оценивать свое состояние. Он сразу понял, что еще не избавился от действия наркотиков, которые дал ему Тавис. В голове шумело, внутри все болело, но он больше не был во власти зелья. Если только Тавис очень не постарается, защиты снова нерушимы, однако это вовсе не значило, что Рис в состоянии предпринять активные действия. И, разумеется, если Тавис даст новую дозу…
Обуздав моментальную вспышку паники, он постарался как можно точнее определить, что Тавис с ним сделал. Его способности Целителя первыми исчезли под действием наркотиков и восстановятся последними, для них требовался особенно прочный баланс. Он знал также, что на время его способность двигаться была потеряна, зато восстановились простые уровни сознания, Но Рис не мог выяснить, к каким воспоминаниям обращался Тавис; и это пугало. Учитывая то, что другой Целитель проник в его мозг с единственной целью – читать его память, Рису приходилось признать, что попытка удалась, и Тавис узнал всю историю с вином и наркотиками, а значит, и о ритуале в часовне.
Об этом он беспокоился меньше, из всех участников событий той ночи Рис был единственным, кто не точно представлял себе происходившее в круге. Разумеется, он догадывался, но защитная дымка почти скрывала то, что творилось внутри, и не пропускала звуков. Еще большее облегчение принесло ему сознание того, что Тавис, вероятно, не понял огромного значения действий, увиденных в памяти Риса, хотя участие Джавана в конце концов подтолкнет его искать ответы на свои вопросы в принце. Рису потребовалась вся сила воли, чтобы признать – сейчас он во власти Тависа, решавшего его участь.
Неожиданно он почувствовал прикосновение к виску и даже в своем сумеречном состоянии понял, что это Тавис. Рис не реагировал на прикосновение, притворяясь спящим, но знал, что не сможет обмануть Целителя. Веселый смешок Тависа известил, его притворство раскрыто. Рис открыл глаза и приподнял голову. Оказалось, смотреть прямо на Тависа труднее, чем он предполагал.
– Я рад, что ты решил не играть со мной, – произнес Тавис. – Как самочувствие?
Облизывая губы языком, который казался непомерно большим, Рис смотрел на Тависа, казавшегося таким далеким; во рту была отвратительная сухость, его тошнило.
– Черт бы побрал тебя и твое вино! – с трудом выдавил Рис. Его внезапная бледность заставила Тависа поднести чашу с водой к его подбородку, предупреждая приступ рвоты.
На мгновение Рис потерял сознание, придя в себя, он почувствовал прикосновение салфетки, которой Тавис вытирал его рот. Он сидел с закрытыми глазами, стараясь справиться с тошнотой и ужасным металлическим привкусом во рту. Наконец Рис ощутил уверенную руку Тависа на своей шее и что-то прохладное у губ.
