– Милый друг, не думай об этом! Как могло прийти тебе в голову, что я убил друга и сподвижника ради своих политических выгод?
Энском отвел глаза.
– Убийство – очень страшное слово, – прошептал он. – Порой достаточно отказать в помощи тяжело раненному, и результат будет тот же.
Наступила долгая тишина, потом Камбер ответил едва слышно:
– Разве я из числа способных на такое?
Энском протяжно выдохнул.
– Не думаю… Нет. Но я и предположить не мог, что ты примешь облик мертвого. – Он поднял голову. – Скажи мне то, что я хочу услышать, Камбер.., и моли Бога, чтобы это было правдой.
Энском хотел видеть глаза Камбера, и Камбер тоже этого хотел. Они будто пытались заглянуть друг другу в душу. Наконец гость заговорил:
– Я не могу винить тебя в сомнениях, милый друг. Твоя совесть и высокий сан требуют этого. Но, поверь, я ни прямо, ни косвенно не виновен в смерти Алистера Каллена. Он был мертв, когда мы нашли его. Йорам может подтвердить это. Он все время был со мной.
– Йорам?
Энском облегченно вздохнул и вытер рукавом вспотевшее лицо.
– Бог мой, Камбер, тебе придется дать мне несколько минут, чтобы свыкнуться с этим. – Он нервно потирал руки. Отвернулся в сторону и снова заговорил, размышляя вслух. – Ты поменялся оболочками с Алистером и исполнял его роль.., почти две недели. – Он замолчал и взглянул на Камбера. – Выполнял обязанности священника, не так ли?
Камбер покачал головой.
– По существу – нет. Мне удавалось не выходить за пределы своего диаконского посвящения. Об этом можно не беспокоиться.
– Но ты играл роль настоятеля михайлинцев. Не хочешь же ты сказать, Камбер Мак-Рори, что не служил мессу, не исповедовал и не совершал других святых таинств, права на которые не удостоен.
– Пока нет. Но… – Камбер вздохнул, – сегодня вечером, после не очень деликатной подсказки моего сына, я понял невозможность продолжать такую жизнь и, если ты не поможешь мне, завтра же признаться во всем. Многие, да и ты тоже, считают меня отчаянно дерзким, но никогда не осмелюсь я принять епископскую митру, не будучи священником.
Энском долго смотрел на него, отыскивая в дымке деринийской премудрости чистое зерно истины, потом опустил глаза.
– Значит, ты пришел ко мне получить священство?
– Да. И это должно быть сделано сегодня, сейчас. Я приму любую епитимью, искуплю, чем только можно, содеянное мной. Возможно, я преступил дозволенные пределы в своем стремлении сделать добро Гвинедду. Но ради этой страны я на все готов. Энском, у меня был сын, и я потерял его. Катан – одна из бесчисленных жертв Имра… Но это в прошлом. Ты поможешь, Энском? Введешь меня в священство?
– Камбер…
Голос Энскома замер, он смотрел на распятие над алтарем.
– Камбер, ты понимаешь, о чем просишь? Это совершается раз и навсегда.
– Я всегда желал быть священником, даже в детстве. И ты знаешь это. Если бы братья не умерли так рано, я остался бы в семинарии, и мы с тобой приняли бы священный сан одновременно. Сейчас я мог быть епископом, а может, и занимать твой пост.
Он указал на перстень архиепископа на пальце Энскома, тот вытянул руку, и аметист блеснул на ней. Архиепископ поднял голову, его голубые глаза сияли.
– Наверное, ты прав, – он попробовал улыбнуться. – Ты мог стать превосходным епископом.
– Надеюсь, я буду им. По крайней мере, твое благословение даст мне шанс.
Энском отвернулся, поигрывая расшитой епитрахилью, потом долго изучал свой перстень. В конце концов, подняв голову, он ненадолго встретился взглядом с Камбером и решительно поднялся.
– Ты избрал нелегкий путь, Камбер. Но хорошо. Я посвящу тебя. – К архиепископу вернулась привычная твердость.
– Однако не жди от меня снисхождения.
– Я был бы разочарован всякой поблажкой.
– Ладно. Мы поняли друг друга. Из того, что ты говорил, я сделал вывод, что по крайней мере Йораму известна правда о тебе.
– Йорам ожидает твоих распоряжений. Эвайн и Рис тоже. Больше никто не знает истины. Энском кивнул.
– Свидетелей не так много. У тебя их могло быть много больше. Придется утешиться, что все присутствующие безусловно желанны, – он продолжил, помолчав:
– Тебе больше нечего сказать, не так ли? Для одной ночи было довольно сюрпризов.
– И еще один, последний, – Камбер улыбнулся.
– Ты меня пугаешь.
– Вопрос в имени, – быстро добавил Камбер. – Возможно, тебе покажется пустым, но я хотел бы в новом духовном звании сохранить свое диаконское имя.
– Кирилл? Не вижу в этом ничего предосудительного. Ты ведь и прежде часто использовал его как второе имя, не правда ли? Кроме того, об этом никто не будет знать, кроме нас и твоих детей.
– Мне бы также хотелось прибавить это имя во время рукоположения в епископы. Ведь я вправе принять вместе с новым саном и дополнительное имя.
Энском поднял бровь.
– Тебе хочется присоединить это имя к имени Алистера? А не поможет ли это каким-нибудь дотошным умам приблизиться к истине, сложить единую картину?
– А что можно сложить? – возразил Камбер. – Легко объяснить решение данью памяти старому другу.
– А вдруг объяснения не удовлетворят?
Камбер пожал плечами.
– Как священник и епископ, хранящий секреты исповеди, я не могу быть подвергнут считыванию мыслей, если ты как архиепископ не потребуешь этого. Другого пути доказать, что я не Алистер Каллен, нет.
– Это ты так думаешь, – пробормотал Энском. – Будь по-твоему, настаиваешь, так и сделаем.
Он остановился в проеме дверей, сделавшись темным силуэтом на фоне огня свечей в соседней комнате. Его ночная рубашка и взъерошенные волосы никак не вязались с торжественной решимостью лица.
– И последнее, прежде чем я оставлю тебя наедине с твоей совестью и пойду заниматься приготовлениями. Очевидно, ты обдумал все заранее. Может, хочешь провести посвящение в каком-то определенном месте? Разумеется, в соборе, как должно, церемония в любом случае не состоится.
– Да, в михайлинской часовне, где мы провозгласили Синила законным наследником престола. Место вполне подходит. А ты как думаешь?
Глава 16.
Ибо всякий первосвященник, из человеков избираемый, для человеков поставляется на служение Богу, чтобы приносить дары и жертвы за грехи.
Послание к Евреям 5:1
Двумя часами позже часовня была приготовлена. Пустовавшая уже год (со дня Реставрации Халдейнов), она была наскоро вымыта и обставлена Рисом и Эвайн под наблюдением Йорама. Камбер – главное действующее лицо драмы, которая должна была вот-вот начаться, – еще не видел ни часовни, ни детей.
