– Да, посетители продолжают молиться у могилы покойного хозяина, – рассказывал Умфрид. – Многие оставляют цветы. Могила осталась прежней, к хозяйке никто не обращался с предложениями по постройке храма. А что, отец Йорам и лорд Рис тоже считают покойного святым?
Потайным ходом, соединявшим жилые комнаты и фамильную часовню, бейлиф привел их к цели путешествия.
В сопровождении Умфрида они не стали убеждаться в неприкосновенности надгробия, поверили старику на слово. На обратном пути в Валорет они повстречали камберианские часовенки, очевидно, поставленные поселянами без постороннего наущения, а просто в память о добром графе. С собой Рис и Йорам везли записки из часовни с молитвами и просьбами к святому заступнику.
Разведка не позволяла заключить, разрозненные это проявления стихийных человеческих чувств или проявления набирающего силы, организованного движения. Рассматривая записки с могилы, Камбер заметил, что почерк некоторых напоминает руку Гьюэра. Впрочем, совершенной уверенности не было – слишком много бумаг приходилось ему просматривать, а почерк бывшего секретаря ничем особым не выделялся.
Серьезного расследования не состоялось – в ночь на первое сентября Энском Тревасский умер на руках Камбера. Участившиеся колики и приступы тошноты, от которых архиепископ таял на глазах, завершились кровавой рвотой на пороге кончины. Умирающий не чувствовал боли – руки друзей избавили его от страданий, но и вся деринийская мудрость уже не могла спасти Энскома.
Камбер как епископ Грекотский отслужил погребальную мессу, показавшуюся ему едва ли не самым сложным из того, что ему приходилось делать. Жаркая и влажная погода не позволила отсрочить похороны до возвращения короля – заклинание против тлена не могло действовать так долго. Энском был погребен в склепе под собором через два дня после смерти.
Он был еще жив, а в Гвинедде, зная об ухудшении здоровья архиепископа, гадали о преемнике. В конце концов, при нескольких воздержавшихся все голоса были отданы Джеффрэю Кэрберийскому.
Некоторое время Джеффрэй, один из шести странствующих епископов Гвинедда и бывший член гавриллитского Ордена, был кандидатом на получение епархии. Епископ-дерини, умеренный, он пользовался доверием многих людей, был известен всему Перплмарчу, где обитал в последнее время. Казалось, он обладал умением соединять совершенно несоединимое (талант, очень полезный стране в будущем).
Энском, правда, сначала не думал назначать Джеффрэя в Валорет, зная, что умрет раньше Камбера, он не хотел оставлять друга один на один со Слугами святого Камбера. На кафедре столичного собора должен был поэтому воцариться надежный преемник, который будет посвящен в тайну и воспрепятствует канонизации.
Но претенденты не отвечали ни этому требованию, ни прочим достоинствам, чтобы занять такой ответственный пост, а времени у Энскома оставалось все меньше. Единственное требование к преемнику архиепископ ни за что не согласился бы изменить – он должен быть дерини. Человеку нельзя доверять пост главы церкви. Только такой могущественный заступник может оградить племя дерини от нападок и преследований.
Поэтому за недостатком других кандидатур Энском выбрал Джеффрэя. По крайней мере, тот был дерини, причем опытным, хотя Камберу не стоило слишком на него полагаться. За неделю до смерти Энском назвал имя своего избранника в письме Синилу в Хелдор. Когда пришло согласие короля, Энском уже был мертв. Архиепископ Орисс Ремутский созвал Совет епископов и представил избранника Энскома. Когда он сказал, что и король одобрил выбор, епископы не стали спорить.
Подобно Энскому, Камбер сомневался в человеке, которого не знал ни как Камбер, ни как Алистер, но других предложений не было, поэтому ему пришлось сказать «да» вслед за остальными. Из-за того, что Джеффрэй не знал и не должен был знать правды об Алистере Каллене (Камбер и Энском остерегались прошлых связей Джеффрэя и Кверона по Ордену), он не станет противником Слуг святого Камбера, когда они поднимут головы.
В течение недели после посвящения Джеффрэя ничего необычного не случилось. Вестей из Долбана не было, и когда вернулся король, чтобы выразить скорбь о кончине Энскома и познакомиться с новым примасом Гвинедда, дворцовая жизнь потекла по привычному руслу. Следующие несколько недель Камбер был занят встречами и совещаниями с Синилом, он почти забыл о своих опасениях.
Сын Меган родился в конце сентября (его назвали Рисом в честь Целителя, помогавшего ему явиться на свет), Синил, обрадованный здоровым телом и духом малыша, объявил неделю торжеств. Меган поправилась значительно быстрее, чем после предыдущих родов, и казалась счастливой уже от присутствия короля в городе. Новорожденный принц рос не по дням, а по часам.
Через месяц после смерти Энскома новый архиепископ созвал консисторию, просив прибыть всех епископов и глав религиозных Орденов. Собрание было назначено в том же зале капитула, где Камбер впервые предстал перед михайлинцами в качестве Алистера Каллена, только теперь Камбер был один из восьми присутствующих епископов; он сидел в крайнем из трех кресел слева от Джеффрэя. В этих стенах он уже не был канцлером Гвинедда, а одним из князей церкви.
Йорам расположился сзади и чуть левее, на табуретке. Каждому епископу полагалось иметь при себе одного помощника, и выбор Алистера Каллена, естественно, пал на Йорама – личного секретаря. Кроме сына, в этом собрании не было ни одного человека, известного Камберу до превращения в Алистера Каллена.
Утреннее заседание было вполне рутинно. В течение первого часа архиепископ Джеффрэй принимал изъявления почтения от аббатов и настоятелей, которые не присутствовали при провозглашении примаса и не успели выразить уважения позже. Затем, после короткого обращения к присутствующим, в котором Джеффрэй обрисовал свои помыслы, он объявил начало дискуссии о возможных кандидатах на место епископа, освобожденного им.
Камбер много слушал и мало говорил. Утро завершилось без происшествий. В полдень Совет удалился на легкий обед.
Ничто не предвещало нарушения заведенного порядка и степенного течения заседаний. После перерыва Камбер возвращался в зал, важно выступая по выложенному узорной плиткой полу. Развлекался разговором с сухопарым епископом Юстасом, своим соседом по месту в синоде, беседа была шуточная. Поодаль следовал Йорам, у него с секретарем Юстаса был свой разговор.
Усевшись в кресло и продолжая улыбаться очередной остроте собрата-епископа, Камбер мельком взглянул в зал. Там негде было яблоку упасть, утром народу было вдвое меньше. Сидели и стояли вплотную представители всех влиятельных монашеских Орденов Гвинедда, лиловые епископские одежды терялись среди белых, красных, синих плащей и сутан. Креван Эллин с михайлинцами занимал места на дальнем ряду скамей, как раз за епископом Дермотом О'Бейрном. Ближе к помосту располагались отец Эмрис и два десятка священников-гавриллитов.
Камбер оглянулся, за его спиной тоже сгрудились люди. В этот момент глашатай архиепископа ударил о пол кованным железом посохом, требуя тишины. Архиепископы Джеффрэй и Орисс вошли и заняли места, их встречали стоя.
