— А второй, — поторопил ее Кверон.
— Второй… ах, да. — Трепетным движением она взяла его, стряхнула, затем осторожно сдула остатки пыли с фиолетового шнура. — Думаю, этот я пока приберегу.
— Мудрое решение, — одобрил Джорем. — Лично я бы открывал его только в защищенном круге…
Кверон тревожно покосился на него.
— Вы что-то почувствовали?
— Не совсем. Просто такое ощущение… там скрывается нечто очень могущественное. Не уверен даже, что хочу быть рядом, когда она откроет его.
— Интуиция или природная осторожность? — продолжал допытываться Целитель.
— Немножко и того, и другого разом. Возможно, все это пустое. — Джорем вновь взглянул на прах, затем поднял костяной жезл. — Такой же, как у тебя, Ивейн. Как ты думаешь, это магический инструмент, или просто некий символ должности?
— Может быть и то, и другое — или ни то, и ни другое, хотя я бы все же предположила, что символ должности. И мы вполне могли бы использовать их как таковые. — Она задумчиво повертела в руках жезл Джорема, затем взяла свой и положила их рядом. — Да, жезлы-близнецы. Теперь Орин и Иодота словно всегда незримо будут с нами, и это хорошо, поскольку мы очень многим обязаны им обоим.
— С этим не поспоришь, — согласился Кверон. — Да, кстати, Джорем, — окликнул он, взяв из праха кольцо Орина. — Почему бы вам не взять вот это на хранение? Когда будет время, изучите его повнимательнее, а потом расскажете нам, если обнаружится что-то интересное.
— Я не смогу носить его, — запротестовал Джорем, нервно вытирая руки о сутану.
— Тогда просто положите в безопасное место, — Кверон вложил кольцо в руку михайлинца и сжал его пальцы. — Когда почувствуете, что готовы, оно будет здесь. Ваша сестра не единственная в семье, у кого есть талант, не забывайте об этом.
— Ну, ладно.
Пока Кверон продолжал разглядывать прах, Джорем сунул кольцо в поясной кошель и сразу почувствовал облегчение. Целитель же, подняв голову, посмотрел на своих спутников.
— Давайте вернемся сюда завтра, — предложил он. — Нам понадобится кое-что взять с собой, чтобы сделать все как следует. Но пока у нас выдалась очень нелегкая ночь, и думаю, нам всем следует передохнуть слегка и освоиться со всем, что мы узнали нового.
Никто и не подумал ему возразить.
Глава XXIII
Но не посмеешься ты надо мной, и не нарушу я святых заветов отцов хранить Закон, пусть даже вырвут мои глаза и сожгут нутро.
[24]Остаток ночи трое Дерини почти не спали, и подняться с постели пришлось очень рано, поскольку наступила Страстная Суббота, а это накладывало определенные религиозные обязательства на всех обитателей убежища. Совершенно измотанные после ночных приключений, они совершенно по-иному воспринимали теперь суровый символизм Страстной Недели, и все трое признались друг другу, когда встретились после мессы Джорема, что видели очень странные сны. Кроме того, Ивейн была во власти непоколебимой убежденности, что прах Орина и Иодоты необходимо как можно скорее благословить и упокоить в освященном месте.
— Не знаю, почему это так важно, но это необходимо, — уверенно ответила она, когда те стали допытываться о причинах.
Действительно, хотя здравый смысл подсказывал, что прах, ждавший своего часа три столетия, вполне может подождать еще пару дней, но некое шестое чувство стояло на своем. Даже Джорем согласился, к собственному удивлению.
С практической точки зрения, однако, это представляло определенные трудности. Собственно, хуже дня, чем Страстная Суббота, для этого трудно было вообразить. Пост был, вообще, трудным временем для священников, а уж переход к Пасхе — вдвойне; а в крохотном сообществе убежища их отсутствие в такой день особенно бросалось бы в глаза, особенно если бы разом исчезли все трое.
Тем не менее, они решили, что сумеют выкроить пару часов между краткой заутреней и более продолжительным обрядом Пасхального Бдения, когда благословлялся новый огонь, крестильная вода и зажигали Пасхальную свечу. Воспользовавшись тем, что в перерыве между двумя этими службами большинство расходились по кельям для отдыха и медитации, все трое вновь собрались у усыпальницы в подземельях Грекоты, прихватив с собой каминную метелку, ларец слоновой кости и пару больших кожаных мешков. Священники сперва тихо помолились над прахом, а затем вместе с Ивейн принялись отделять останки от одежды.
Начали они с Иодоты. Шерстяная накидка рассыпалась у них в руках, и ее пришлось собрать в один из мешков, чтоб потом сжечь, но шелковое платье не пострадало, так что прах из него удалось аккуратно ссыпать прямо с ларец. Когда убрали накидку, то нашли еще одно кольцо, на месте правой руки Иодоты, точь-в-точь такое же, как у Орина. Латинская надпись внутри гласила. Jodotha, serva Deum.
— Служительница богов, — перевела Ивейн, продемонстрировав кольцо остальным, затем спрятала его в карман, чтобы позже сравнить с кольцом Орина.
— Да, но каких богов? — переспросил Джорем резко.
Однако сейчас у них не было времени на рассуждения, ибо время близилось в вечерне. Они смели остатки праха в ларец, затем вернулись к Орину. Перышки на плаще были пришиты шелком, к шелковой основе, так что почти не пострадали, но шерстяная одежда рассыпалась на выцветшие пурпурные клочки, похожие на комья паутины. Эту труху они собрали в тот же мешок, что обрывки плаща Иодоты. Прах ссыпали в костяной ларец, а шелковые штаны и кожаные сандалии отправили во второй мешок, к платью Иодоты; туда же легла и аккуратно сложенная шираловая сеть.
Когда с этим было покончено, Ивейн поставила ларец посреди саркофага, прямо на пересечении граней четырех кубов, и отступила взглянуть на него. Кверон держал мешки и метелку, у Джорема через руку был перекинут оперенный плащ. Теперь структура саркофага стала вполне очевидна: левая половина состояла из четырех черных кубов, правая — из четырех белых. Кверон сдул последнюю пылинку с белого угла, где прежде покоилась голова Орина, затем посмотрел на своих спутников.
— Я поражен тем, насколько символизм Столпов Храма подходит для саркофага, — заметил он. — Это настолько логичное продолжение конфигурации алтарных кубов, что удивительно, как никто не додумался до этого прежде. Правда, что-то мне вспоминается, еще из юношеских дней в обители святого Неота… тогда это казалось совершенно бессмысленным — но то же самое можно сказать и об очистительном ритуале, с помощью которого мы попали сюда.
Слушатели не сводили с него внимательных глаз, и Кверон продолжил:
— А ведь мой орден знал об этом… — в голосе его звучало восхищение. — Они наверняка знали. Скрывали это от взоров непосвященных — и даже мы, братия, не понимали многого, — но старейшины ордена не могли не знать. Теперь я это понимаю.
Джорем удивленно переспросил:
— Они знали… об этом?
