— А какой у нас есть выбор? — спросил Райс-Майкл. — В любом случае, я сделаю в сознании этого человека определенные ментальные установки, но всегда лучше иметь дело с тем, кто нам изначально предан.
— А как насчет местных? К примеру, сын Сигера. Он на меня произвел впечатление парня вполне достойного.
Райс-Майкл покачал головой.
— Гонец должен иметь возможность увидеться с королевой, а приграничника к ней не пустят. Нет, это должен быть кто-то из наших… Но тот, кого бы не сразу хватились.
— Так, не подойдут ни Custodes, ни люди Рана или Манфреда, — принялся перечислять Катан. — Значит, это должен быть человек на службе у кого-то из дворян помельче или… Да, я знаю, кто нам подойдет. Роберт, сын лорда Эйнсли… Я его сегодня вечером видел в зале. Помнишь такого?
— Ну, конечно, отличный выбор.
— Тогда попробую его отыскать. Сомневаюсь, что он уже спустился в лагерь. Ты, должно быть, хочешь, чтобы он выехал сегодня же вечером?
— Разумеется. И когда будешь уходить, пришли мне Фулька. Я хочу продиктовать еще один короткий документ… Тем самым постараюсь позаботиться и о тебе, на случай крайней необходимости. И эту бумагу ты передашь Грэхему поутру, прямо перед отъездом.
Катан пристально уставился на короля.
— Райсем, ты уверен, что ничего от меня не скрываешь? Ты же не умрешь, верно?
— Ну, по крайней мере, не собираюсь. — Райс-Майкл заставил себя улыбнуться, вновь пытаясь поудобнее пристроить ноющую руку. — Просто я хочу предусмотреть все возможности. А теперь вернемся к нашему кодициллу. У нас есть своя копия, или они по-прежнему у отца Дерфеля?
— У отца Дерфеля, — отозвался Катан. — Но я прихвачу один экземпляр, прежде чем приведу юного Эйнсли. Вернусь, как только смогу.
Через несколько минут Фульк зашел к королю, подвинул поближе к постели столик, взял также низкий табурет и подсвечник. Потянувшись к нему мысленно, Райс-Майкл убедился, что сознание оруженосца уже взято под контроль.
— Ты сейчас запишешь то, что я продиктую, — велел ему Райс-Майкл негромко. — Но потом забудешь все до единого слова. Начни с сегодняшней даты и места.
«Грэхему, герцогу Клейборнскому и Сигеру, графу Марлийскому. В случае, если по моей смерти вы сделаетесь регентами моего сына, как указано в моем завещании, я позволяю и повелеваю вам назначить сэра Катана Синхила Драммонда третьим регентом, в качестве первого законодательного акта вашего правления в качестве регентов…»
Фульк закончил писать под диктовку, Райс-Майкл еще раз перечитал этот документ, нацарапал под ним достаточно разборчивую подпись и велел Фульку запечатать письмо. Фульк как раз отодвигал столик от кровати, когда Катан вернулся в одиночку.
— Ты его не нашел? — спросил король.
Катан, покачав головой, тронул Фулька за плечо.
— Ступай в постель, Фульк. Я подежурю первым.
Когда за Фульком закрылась дверь, Катан присел на корточки рядом с королевской постелью.
— Он все еще пьет внизу с остальными, и я взял нашу копию кодицилла, однако мне не удастся провести его сюда незамеченным. Слишком много народу в замке. Если хочешь, чтобы он уехал сегодня же, то разреши мне отправить его самому.
Райс-Майкл прикрыл глаза, силясь подавить дрожь.
— Я очень хотел поговорить с ним лично.
— Знаю. Но что если нам подождать до завтра и перехватить его в течение дня, чтобы он потом незаметно ускользнул из лагеря?
Райс-Майкл покачал головой.
— Слишком рискованно. Когда мы уедем из Лохаллина, меня, вообще, перестанут оставлять в одиночестве. Кроме того, мы не знаем, в каком я буду состоянии. Возможно, мне сделается еще хуже, хотя это лекарство, вроде бы снимает жар.
Он широко зевнул, так что даже челюсти заныли.
— Ладно. Я знаю, что ты не сможешь управлять его сознанием так, как это сделал бы я. Но постарайся изо всех сил. Я отдам тебе мой перстень. Передашь его гонцу. Таким образом, Мика будет точно знать, что послание от меня.
Остальные распоряжения он передал Катану мысленно, вручил ему кольцо для Роберта и еще одно письмо для Грэхема Мак-Эвана, затем пожелал удачи и отослал прочь. Когда Катан ушел, он выпил еще немного макового отвара, что оставил Стеванус, ополоснул чашу водой и выпил также и воду. Рука болела еще хуже, чем за все эти дни, хотя жар, похоже, и впрямь начал спадать. К тому моменту, как вернулся Катан, он уже крепко спал, и даже не шелохнулся, пока его не пробудили колокола, зовущие к утренней службе, и первое, что он ощутил, была уже ставшая привычной боль в руке.
Глава XXII
Толпою устремляются они на душу праведника, и осуждают кровь неповинную.
[23]По крайней мере, жар, как будто, начал спадать. Голова болела почти так же сильно, как и рука. Сказывалось действие маковой настойки, и Райс-Майкл знал, что ему придется принимать еще это снадобье, чтобы вытерпеть все тяготы поездки. Однако ни лоб, ни рука уже не горели огнем, как накануне. Стэйси оставила им тациль, и Катан дал королю еще одну порцию лекарства, прежде чем помог ему подняться с постели.
Райс-Майкл сморщился от горечи, но выпил все до дна. Затем он со стоном выбрался из кровати, и Катан помог ему умыться и одеться. Все тело его болело, и каждое движение причиняло страдание.
— В общем-то, этого и следовало ожидать, учитывая, что вам пришлось перенести еще до того, как лошади вздумалось на вас наступить, — бодро воскликнул Фульк, запаковывая их вещи в седельные сумки. — Хотите, чтобы Стеванус вас осмотрел прежде, чем спуститься вниз.
— Ни к чему. У него все равно не осталось болеутоляющих, которых бы я не попробовал. Увижусь с ним в зале после мессы.
— Хорошо. Я пока спущу вещи вниз, во двор, а потом встретимся в часовне.
Как только он ушел, Райс-Майкл взглянул на Катана, который принес ему шлем и накидку. Как и накануне, он надел кожаные штаны, сапоги и тунику с широкими рукавами, поскольку перевязанная рука не влезала в обычную тунику.
— Как все прошло вчера с нашим другом? — спросил он шепотом.
Катан надел шлем королю на голову и принялся подтягивать ремешки в боковых петлях.
— Можешь прямо все прочесть у меня в памяти, будет безопаснее не говорить об этом вслух.
Закрыв глаза, Райс-Майкл здоровую руку положил Катану на предплечье, и принялся рыться в его воспоминаниях, где увидел наконец образ худощавого, крепко сложенного молодого человека с вьющимися каштановыми волосами и пронзительно-синими глазами, затененными длинными ресницами. Сэр Роберт Эйнсли бесстрашно согласился исполнить поручение короля, которое передал ему Катан, и без малейшего сопротивления подчинился мысленным установкам, которые тот вложил ему в сознание, по мере своих сил и способностей.
