И только когда уже спустилась ночь, и Конал лежал, завернувшись в плащ у одного из костров разбитого лагеря, ему в голову, пробиваясь сквозь ужас всех событий этого дня, внезапно пришла интересная мысль. Ведь остается очень мало шансов найти Келсона или Дугала — по крайней мере живыми. А это означает, что королем станет отец Конала, а сам Конал — наследником престола.
Незачем Коналу страдать от угрызений совести и испытывать чувство вины от своего везения. В смерти короля он невиновен. Надо забыть, что если бы не несчастный случай, Дугал и даже Келсон могли бы хлебнуть из отравленной Коналом фляги. Теперь эта фляга навсегда исчезла в водной могиле, в которой похоронены Дугал с королем.
Глава XIII
Поэтому страх передо иной не может смутить тебя, и рука моя не будет тяжела для тебя.
[14]C трудом Дугал вернулся в сознание, твердо уверенный, что умирает. Или, может, уже умер. Даже когда он с трудом открыл глаза, вокруг стояла кромешная тьма, ему было холодно, он весь промок, промок до нитки, на нем не было ничего сухого. С другой стороны, если он на самом деле умер, то почему слышит какой-то шум? Грохот, который стоит у него в ушах?
Кроме того, у него слишком болело все тело. Оно не может так болеть у мертвого. Болела каждая клеточка — там, где плоть не потеряла чувствительность от холода. Он лежал на животе, и ему в лицо била вода. Дугалу удалось приподнять голову достаточно высоко, чтобы сделать глубокий вдох. В горле тут же стало жечь от воды, которую он вдохнул. Мгновенно все тело скрутило, и он был вынужден перекатиться, а вернее, его отбросило на бок, ибо сам он сейчас был неспособен двигаться. Он кашлял и давился. Вода брызнула изо рта, потом из носа. Все силы уходили на то, чтобы держать голову повыше и больше не наглотаться воды.
Каким-то образом ему удалось встать на четвереньки, а если быть абсолютно точным, то на колени и локти, потому что левое запястье пронзала острая боль, стоило на него хоть немного надавить. Дугал снова выплюнул воду, опять чуть не задохнулся, когда его рвало так сильно, что он не сомневался: следующими вылетят кишки или легкие.
Наконец, плоть вроде бы успокоилась. Грудь болела так, словно на ней сидел гигант, и Дугалу даже не хотелось думать о том, как сильно повреждено запястье. По крайней мере, он сам жив. Дугал опять постоял на коленях и локтях, отдыхая, затем вытер лоб здоровой рукой. Он прилагал усилия, чтобы вновь не хлебнуть воды. Он постарался привести дыхание в норму, вначале сделав глубокий вдох, потом еще один, затем приказал сердцу замедлить ритм, а когда сердцебиение стало успокаиваться, и он проморгался, протирая глаза от попавшего в них песка, Дугал попытался рассмотреть что-либо в покруженных во тьму окрестностях. Грохочущий звук за спиной продолжал оставаться для него непонятным — пока внезапно к нему не вернулась память.
Река! Та самая подземная река. Она же течет внизу, под тропой, по которой они шли, а потом уходит в подземелье. Так говорили монахи из аббатства. Боже праведный, где же Келсон? Тропа разверзлась под копытами их коней, и они перелетели через край, вниз, в бурлящую воду. И теперь его принесло в эту пещеру…
Дугал не мог не застонать, когда попытался сесть: боли в одном только запястье было достаточно, чтобы потерять сознание, хотя он и старался осторожно поддерживать его здоровой рукой. Если он снова потеряет сознание и упадет лицом вниз, в воду, велика вероятность, что на этот раз он на самом деле захлебнется. А Келсон…
Несомненно, Келсон тоже упал в воду. Дугал помнил, как сам он бросился из седла, когда лошадь падала вниз, пытаясь сгруппироваться в воздухе таким образом, чтобы не грохнуться ни на один из стремительно приближающихся острых камней внизу. И еще он понял, падая, что Келсон уже барахтается в воде, чуть дальше того места, где предстояло шлепнуться Дугалу. Келсон выглядел обалдевшим и испуганным.
Дугал плюхнулся в воду с шумным всплеском, чуть-чуть не задев огромный валун, а затем пошел на глубину. Ему как-то удалось оттолкнуться, и он почти мгновенно всплыл на поверхность, пытаясь проморгаться, так как в глаза бил еще и дождь. Невдалеке он увидел руку, одетую во что-то малиновое, и решил добраться до нее. Неожиданно он вскрикнул, ударившись коленом о скрытый под водой валун, но собрал всю свою волю, чтобы не обращать внимания на такие мелочи. Дугал понимал — в противном случае он потеряет короля.
Воспоминания не были особо четкими, но он точно знал, что ему удалось добраться до Келсона и они держались вместе столько, сколько могли, а вода несла их все дальше. Затем он вспомнил про водопад… и о том, что сразу же понял: им ничего не сделать. Келсон уже тогда сильно ослаб, причем гораздо больше, чем он сам. Они оба закричали, когда вода принесла их к краю водопада.
Дугал держал Келсона весь путь вниз — пока их кружило и вертело сильными струями воды, до самого конца водопада, а что было затем, он не помнил. Быстро ощупав место вокруг себя здоровой рукой, Дугал понял: по крайней мере рядом с ним Келсона нет.
Он знал, что они все еще держались друг за друга, когда поток воды потянул их вниз, засасывая все глубже и глубже. Тогда Дугал еще подумал, что у него разрываются легкие. В конце он был вынужден сдаться боли и холоду, хлебнув воды и отпустив Келсона.
Это воспоминание снова вызвало приступ кашля, но теперь было легче, и кашлял он не так сильно, но в груди появилась другая боль. Она говорила, что он, похоже, сломал ребро или два в дополнение к травме руки. На несколько секунд он дотронулся здоровой рукой до ребер, снова пытаясь отдышаться и пронзить взглядом окружающую тьму, и к своему удивлению обнаружил, что фляга с вином каким-то образом осталась у него на груди.
Спасибо тебе. Господи, за такие маленькие радости. Если крышка не отвинтилась, конечно… А она не отвинтилась, как вскоре обнаружили его с трудом двигающиеся от холода пальцы. — Вино ослабит боль, по крайней мере, ему станет немного теплее, и он сможет собраться с силами.
Но вначале ему требовался свет, потому что Дугал не смел трогаться с места без него. За спиной грохотала река, из которой он каким-то образом выбрался в полубессознательном состоянии. Если он не будет проявлять осторожность, то снова может рухнуть в нее. А второго подобного испытания он уже не переживет.
Хорошо, значит, нужно самому создать магический огонь. Наверное, ему удастся провести это несложное магическое действие, даже несмотря на то, что, как казалось, его голова все еще полна воды. Но когда, не подумав, он попытался нужным образом согнуть пальцы травмированной руки, чтобы произвести необходимые для создания огня действия, его пронзила боль. Он с трудом сдержал стон, сжал зубы и чуть снова не разразился приступом кашля. Ничего не получилось.
Боже, неужели она сломана?
Дальнейший осмотр, осторожно проведенный здоровой рукой, убедил его, что запястье, вероятно, не сломано, но лишь сильно растянуто, однако это различие практически не играло для него сейчас роли. Ему не удастся провести магические действия с такой легкостью, как он предполагал. В нормальной обстановке он, несомненно, смог бы вызвать огонь любой рукой; но сейчас обстановку, в которой он находился, можно было назвать какой угодно, но только не нормальной. Раньше же он всегда вызывал огонь левой рукой. И не впервые в жизни он понял, как неудобно быть левшой, хотя в следующее мгновение подумал: если бы он был правшой, то, наверняка, повредил бы правую руку. Дугал считал, что, вероятно, поранился, пытаясь защититься от валуна, или отталкиваясь от него более сильной рукой.
