– Я знаю, – еле слышно сказал Коналл.
– А это значит, что твой отец, естественно, собирается вовлечь тебя в то, что будет происходить на высоких государственных уровнях.
– Сегодня он этого не сделал, – пробормотал Коналл. – В эту самую минуту он совещается со своими тайными советниками. А меня не пригласили!
– Я не имел виду сегодня. Но я уверен, что они будут обсуждать такую возможность.
– И?
– И… – Тирсель вздохнул. – Коналл, при дворе есть Дерини, о которых ты не знаешь, и я не могу назвать их тебе. Но Найджел может рассказать тебе – он даже должен сделать это, если хочет, чтобы ты мог действовать как его преемник. Но если он это сделает, личности этих Дерини должны быть защищены.
– Что значит «защищены»?
Тирсель пожал плечами. – Не могу сказать точно, потому что сам не знаю, как они поступят, но, скорее всего, кто-то из приближенных к нему Дерини – скорее всего, Риченда – установит в твоем разуме некую блокировку. После этого тебе могут рассказать о других – но ты не сможешь использовать свои знания об этих людях, если это может раскрыть их. Честно говоря, это очень тонкая работа.
Пытаясь разобраться в сказанном, Коналл глубоко вздохнул и положил руки на подлокотники своего кресла.
– Эта… блокировка… я правильно понимаю, что для нас это может быть опасно?
– Только ее установка, и то, если мы не будем ней готовы, – ответил Тирсель. – К счастью, я хорошо представляю себе, чьи личности они захотят защитить, так что я могу прикрыть твои экраны, оставив нужные им области доступными и, в то же время, можно будет скрыть то, что нам нужно. кто бы ни занялся этим, он просто войдет в твой разум, сделаеть свое дело и уйдет. Все остальное будет зависеть от тебя: ты должен сделать так, чтобы никто ничем не заинтересовался и не стал лезть слишком глубоко.
– А это трудно – прикрыть мои экраны, или как там Вы это назвали?
– Для меня – не очень, а вот для тебя это может быть немного неприятно – в основном, из-за того, что процедура займет некоторое время. Из-за этого я хочу дать кое-что, подавляющее рефлекторное сопротивление. Если ты согласен, то мы должны заняться этим этой же ночью. Я знаю, что уже поздно, но одному Богу ведомо, когда остальные захотят, чтобы ты участвовал в их делах, и решат принять соответствующие меры предосторожности.
Коналл заставил себя глубоко вдохнуть и на несколько мгновений задержать дыхание. То, что предлагал Тирсель, пугало его, хоть и не так сильно, как вероятность того, что их поймают прежде, чем они достигнут своей цели. Когда он поднял свои глаза, Тирсель даже не пошевелился, изучающе глядя на него своими глазами цвета миндаля. Внезапно Коналл задался вопросом, а не читает ли Дерини его мысли.
– Ну что, прямо сейчас? – прошептал Коналл.
Тирсель кивнул.
– Хорошо.
Тирсель оттолкнулся от каминной доски и пошел к скамье на противоположной стороне комнаты. Там, под сброшенной бледно-коричневой накидкой, лежала маленькая сумка, которую он всегда приносил на их встречи. Тирсель несколько секунд рылся в ней, и Коналл решил встать и подойти к нему.
– Налей себе с полчашки воды, – сказал Тирсель, создавая у себя в ладони огонек, чтобы проглядеть несколько свитков, извлеченных им из сумки. – Я дам тебе дозу, большую чем обычно, а когда мы закончим, я дам тебе средство против первого зелья. Утром у тебя, пожалуй, будет болеть голова, но не больше, чем после обычного похмелья. В любом случае, это лучше чем возвращаться в замок под действием первого зелья – вдруг, ты наткнешься на кого-нибудь, кому не стоит знать о том, чем мы тут занимаемся. Я не хочу тебя подставлять.
Коналл принес воду и заметил, как Тирсель, высыпав в чашку содержимое какого-то пакетика, поморщился от резкого запаха, когда порошок растворился. Он был уже знаком с этим снадобьем, но не помнил, как оно называется. Даже половины пакетика было бы достаточно, чтобы не еле держался на ногах в течение нескольких часов. Пока Тирсель размешивал порошок лезвием своего кинжала, Коналл отстегнул меч, обмотал перевязь вокруг ножен, и, отложив оружие, задался вопросом, а не может ли человек умереть от того, что ему дадут слишком много этого зелья. Он понятия не имел, что с ним будет происходить.
– Тебе лучше сесть, прежде чем ты выпьешь это, – отвечая на незаданный вопрос, сказал Тирсель, указывая чашкой на кресло у камина. – Иначе ты можешь упасть еще до того, как допьешь чашку. Такая концентрация может здорово шибануть тебя. Но я могу гарантировать, что как только это снадобье начнет действовать, ты не почувствуешь вообще ничего.
– Слабое утешение, – пробормотал Коналл, садясь и беря чашку. – Мне надо что-нибудь сделать?
– Все как обычно. Вдохни поглубже и постарайся расслабиться. Опусти свои экраны насколько сможешь. Потом выпей все до конца.
– Вам легко говорить, – пробормотал Коналл.
Но он сделал все, как ему было сказано, глубоко вдохнув, расслабил свое тело и опустил экраны, затем медленно выдохнул. Сделав еще один вдох, он проглотил содержимое чашки одним большим глотком, стараясь не замечать противного вкуса.
Он успел еще раз сглотнуть, закрыть глаза, готовясь к последующему, и почувствовать как Тирсель взял чашку из его руки. Потом комната начала вращаться и он вцепился в подлокотники кресла, чтобы не провалиться в никуда.
Охнув, он зажмурил глаза поплотнее. Он почувствовал, как бестелесные руки сжимают его голову, по лбу, дрожащим векам и затылку разливается приятный холодок – ободряющий, помогающий – и в то же мгновение, почувствовал, как в его мозгу нарататет давление, которое, казалось, готово разорвать его череп. В ушах у него зашумело, а в горле почувствовался привкус желчи.
Тут его окутала чернота, несущая его куда-то – в ничто, засасывающее его, бестелесное и неосязаемое – а затем пришло благословенное забвение.
Повод для того, чтобы Коналл мог удостовериться в успехе их с Тирселем действий, возник не на следующий день, а лишь день спустя. Он мало что помнил из суток, прошедших между тем, как он выпил чашку, данную ему Тирселем, и моментом, когда он осознал, что его разум раздвоился: его самые сокровенные мысли прятались в каких-то укромных уголках его разума, а скучные повседневные мысли были на поверхности.
Он направлялся к внутреннему двору замка. При нем была связка писем, которые его отец просил забрать этим утром, чтобы отдать их курьеру, который вот-вот должен был отправиться в лагерь Келсона. Когда он шел через сад, думая о том, что, может быть, ему удасться увидеть Ротану, возвращающуся с утренней службы, он столкнулся с Ротаной и Ричендой, внезапно появившимися из-за угла живой изгороди. Когда они поздоровались, Ротана задумчиво поглядела на него, как будто она действительно думала о нем, и Тирсель был прав в своих предположениях.
– А, остаток писем для курьера, – сказала Риченда, вытаскивая еще одно из своего рукава и протягивая его Коналлу. – Можно, я дам еще одно?
