— И что же там? Скелет бабушки Громобоя?
Кривин протиснулся мимо Ходкевича. В пляшущем под земляными сводами факельном свете он увидел чудовищную картину. Подвал был буквально завален телами. Пять или шесть трупов, изуродованных, скованных кандалами и связанных ремнями… Тяжелый застоявшийся смрад ударил в нос, под ногами пискнула крыса, метнувшаяся по оскаленному лицу мертвеца в темный угол.
У дальней стены страшного помещения высился резной дубовый стол, заставленный алхимическими ретортами, заваленный исписанными листами и пыточными инструментами. На стенах алели написанные кровью бесовские знаки — пародия на нормальные буквы и рыцарскую геральдику.
Кривин выскочил, как ошпаренный.
— Помилуй бог, — прошептал он. — Довелось побывать в тайнике настоящего некроманта!
— Долго же сей грех замаливать… — Ходкевич уже справился с эмоциями, двинулся вверх по лестнице. — Давненько не случалось такого в здешних краях. Когда король узнает, велит спалить поместье и пепел развеять.
— Не велит, — убежденно сказал Кривин. — Всякое про него говорят, но никто не отрицает несомненные военные таланты. А укрепление здесь знатное, да и расположено отлично. Чистая заноза в боку московитов, вторгшихся в Ливонию. Здесь надобно божьих людей пригласить со свечами и книгами. Они быстро нечистый дух выведут.
Очутившись на свежем воздухе, королевский посланник расправил плечи.
— Приведите сюда пани Маржанку, или как там ее…
Самозванка явилась сама, двое гусар следовали за ней в отдалении.
Ходкевич уставился ей в лицо, силясь прочесть хоть тень, хоть намек на то, что перед ним не человек, а посланник бездны. Понятное дело, печати сатаны на челе он не углядел.
— Вы бывали, пани, в сем подвале?
— Бывала, — улыбнулась совершенно спокойная Маржанка. — Жаль только — вас со мной не было, милостивый государь. Я уж вам кое-что пошептала бы на ухо…
— И эти шаловливые ручки, — пробормотал Кривин, — сами держали клещи и прочую палаческую справу?
Маржанка уставилась на свои белые ладони, словно впервые их увидела. Потом подняла лицо на наемника и улыбнулась ему.
— Предатель, — сказала она еле слышно. — Знай, от мести моей тебе не уйти ни на земле, ни на воде.
К Ходкевичу протолкнулся тот самый ратник, что первый усомнился в убытии Громобоя из поместья.
— Не знаю, пан Ходкевич, что вы в том подвале нашли, кроме моего хозяина, но догадываюсь. Вы карлика поймайте!
— Какого карлика?
— Был в ее услужении такой… коротколапый горбун с бесовской рожей. Только и показался в первый же день, как заехала к нам сия самозванка. После в ее покоях сидел.
— Это где же, — засопел Кривин. — Уж не в верхней ли комнатушке терема?
— Больше негде ему прятаться было, — подтвердил ветеран. — Выходил он только глухими вечерами, когда Маржанка к погребу ходила, будто ключница.
— Горбун, говоришь? — Кривин отчего-то раскраснелся и сделался необычайно зол. — А ну-ка, сударь мой Ходкевич, вели обыскать терем.
Вскоре действительно нашли карлика, который умудрился спрятаться за сундуками.
Там была у него медвежья шкура, какая-то снедь и даже фляга с вином. Словом, устроился уродец весьма комфортно, аккурат напротив опочивальни Маржанки.
— Вздернуть его на воротах, — ярился Кривин. — И не снимать, пока воронье не склюет!
— Без суда нельзя! — Ходкевич гадливо рассматривал мелкие черты уродца.
— Какой тут суд — полный подвал трупов, пыточный инструмент, а у него руки вон какие здоровенные… Не Маржанка же из людей жилы тянула? Не по силам ей.
Кривин не унимался, ходил вокруг связанного карлика, едва сдерживаясь, чтобы не заколоть кинжалом.
— Да вы на рожу его поглядите? Христианин истинный, увидав такую рожу, обязан враз за колом осиновым бежать, или за посеребренным мечом. У всякого колдуна помощник есть, дух нечистый. Когда это кот, когда крыса, а случается — и такой вот вурдалак, созданный в насмешку над родом человеческим.
Ходкевич покачал головой.
— Церковникам его показать надо. Да и опросить не мешает.
— А ты спроси его о чем-нибудь, пан кавалер, — посоветовала Маржанка весело. — Густав, скажи: Ходкевича не мать родила, а баран вычихал.
Горбун улыбнулся своей хозяйке и что-то промычал.
— Он говорить не умеет? — спросил Кривин, отступая от карлика, словно от ядовитого гада.
— Открой рот, Густав.
Ходкевич глянул на разинувшего пасть карлика и со вздохом отвернулся. Язык уродца был вырван под корень.
— Но у тебя, милашка, — набычился Кривин, — язык имеется. Говори — почто людей мучила?!
— Расскажу — не поймешь, тупица. Не твоего это ума дело.
— Отчего же не отпираешься, не юлишь? — спросил Ходкевич. — Ведь знаешь, что тебя ждет.
Маржанка повела вокруг взглядом, и бывалые воины отшатнулись.
???
соломы в волосах, измятое платье — и более ничего. Жигеллон долго смотрел на Маржанку, та на него.
— Смешно, милостивый государь, — заметил пан наконец. — Действительно, похожа на тетушку мою, да и на бабку. Вот только глаза пустые и холодные, не наши, не фамильные.
Маржанка глядела на него, словно на неодушевленную колоду.
— Говоришь, людей она умучивала? В двух шагах от меня? Видно, двери крепкие, или рты ведьма им замыкала заклятьем каким… Ничегошеньки я не слышал, кроме иной раз мерзкого хихиканья карлика, да звона тихого.
Самозванка вдруг открыла рот и холодно спросила:
— А ты внимательно посмотри в эти глаза. Ничего не припоминаешь? Не фамильные черты ищи, верно, не родственница я тебе…
Ходкевич с интересом наблюдал, как Громобой оглядывает лицо Маржанки со странным выражением на физиономии.
— Тридцать лет назад дело было, ближе к Пасхе, на дороге к мельнице. Тогда край еще в запустение не пришел, — напомнила Маржанка. — Некий молодой барчук с псарями и собаками ехал с охоты и повстречал юную богомолку, идущую в деревенскую часовню.
Жигеллон вдруг схватился за сердце и тяжело осел на подушках.
— Напомнить тебе, как собаками травил для озорства? Плетью бил? Как потом подол на голову задрал, а после, натешившись, своим псарям отдал?
— Замолчи, прошу тебя.
Маржанка безразлично отвернулась.
— Тебя я точно настигну. Жаль только, не в этот раз, все откладывала на сладкое, хотела с делами срочными разобраться, а потом уже и припомнить старый должок.
Ходкевич удивленно поднял брови, переводя взор с женщины на побледневшего пана.
