Бритоголовый ступил на землю. Первое, что он заметил, были кости его собственной плюсны, все двадцать девять, как на рентгене. Или двадцать восемь? Они неназойливо просвечивали через кожные покровы. Неприятная деформация – Бритоголовый заметил увеличенные суставы сочленения между Os metatarsi и костью большого пальца. И обратился к тому, кого привык называть "внутривидением":
– Что ж, спасибо, что ты меня не оставляешь...
* * *
Место это было прекрасным, хотя бы по одному тому, что солнце стояло в зените, указывая на полуденный час, и Бритоголовый обрадовался, что снова оказался там, где есть запад и восток, север и юг и, в конце концов, верх и низ. Он оглянулся и обнаружил, что провал исчез, затянулся, как будто его и не было. Бритоголовый улыбнулся, покачал головой – не больно и нужно...
Мир, в котором он пребывал, вызывал полное доверие, но требовал отказа от прежних навыков мышления, и он, по своей давней способности к ученичеству, был к этому готов. Все вокруг было зелено, мирно и тепло. Ветер принес запах костра и какой-то пищи. Он пошел на восток, куда его позвал ветер.
Полуобгоревшее дерево осталось позади, и он так и не увидел, как лежащую на земле собаку накрыли большим одеялом и прочертили сверху какие-то линии и формулы.
– Все в порядке? Правильно отобразилось? – нетерпеливо спросил самый маленький.
– По-моему, правильно. Насколько можно судить по поверхности, – ответил ему самый крупный. – Хорошая будет женщина. Красивая.
– А веселая? – полюбопытствовал маленький.
– Этого можно ожидать... В задатках... Все качества должны трансформироваться: верность, способность к служению, прямодушие... В данном случае, природная веселость...
– А почему нельзя сразу поставить на сворачивание и на запуск? – Малыш прямо-таки засыпал старшего вопросами, но тот был терпелив:
– Ну что ты, как можно? Как раз наоборот, она должна здесь подольше побыть. Чтобы нижние слои заполнились. Если сразу на запуск, подумай, что ей будет сниться? Это же ужас! Как попрут животные инстинкты... Это же Canis lupus familiaris, все-таки хищник... Ты должен знать, кто из недодержанных получается... Ну? – старший ожидал ответа. Маленький растерялся:
– Мы этого еще не проходили, я на третий уровень только что перешел...
– Ладно, ладно. Не проходили, так пройдете... А ты уже из практики будешь знать – оборотни, вервольфы, маньяки, убийцы всех сортов, от сериальных до генштабовских... Понял? – Он с удовольствием давал пояснения.
– Ого! – изумился маленький. – Да чтобы все нижние слои заполнить, это ж какая работа!
– А ты думал, у нас работа легкая? – старший приподнял край одеяла. Под одеялом лежала крупная женщина, с курносым носом и покатым лбом. – Но если мы сейчас хорошо поработаем, это будет очень хорошая женщина, верный друг и преданная жена. Ну, давай, – пригласил он младшего, положил свои острые лапки на покатый лоб и начал легкие массажные движения...
14
Тропинка теперь поднималась в гору. Когда он оказался на вершине холма, увидел сверху неширокую петлистую речку. В песчаной бухточке на берегу реки горел почти невидимый в солнечных лучах костер, над которым висел закопченный котелок. Возле костра, спиной к Бритоголовому, сидел сутулый старик с остатками седых волос под блестящей лысиной. Бритоголовый подошел, поздоровался.
– Чай готов. Рыба испеклась, – улыбнулся старик и ковырнул палочкой лежавшую на плоском камне в тлеющих углях рыбу. – Готова.
– В здешней речушке выловили? – спросил Бритоголовый, усаживаясь и принимая в руки уложенную на листья горячую рыбу.
– Рыбаки принесли. Я с молодости это занятие оставил – охоту, ужение рыбы. Я, признаться, и от употребления животной пищи отказался. Из нравственных побуждений.
Печеная рыба была вкусной, хотя и костистой. Видом напоминала не то крупного ерша, не то морского бычка с шипами вдоль спинного плавника... Потом старик разлил чай из котелка в две алюминиевые кружки, достал из холщовой сумки маленький сверток, развернул. В нем был кусок сотового меда...
Лицо старика было знакомым, но ни с каким именем не вязалось. Он оказался довольно болтливым – рассказывал о детях, внуках, поминал маленького Ванечку, о котором так убивался, и совершенно напрасно... Ругал какого-то Николая Михайловича, сокрушался о его глупости:
– Я прежде думал, глупость не грех, а несчастье. Теперь переменил мысли. Глупость – большой грех, потому что содержит в себе самоуверенность, то есть гордыню.
Старик вытянутыми губами отхлебнул мутного, но очень вкусного чаю, потом поставил кружку на плоский камешек и вздохнул:
– Конечно, меня никак не оправдывает эта похабная людская молва, и хвалебная даже любовь человеков, которой мы в молодости так ждем. Она настигла меня уже после "Севастопольских рассказов", голову мне вскружила, дала пищу для самоуверенности. Она-то и была основанием моей глупости, превышающей все прочие дарования, доставшиеся мне от Творца задаром... Но глупость-то, глупость была моя собственная...
"Ну конечно, как я сразу не догадался? Вот оно, знакомое-то лицо... Лоб в сократовских морщинах, маленькие глазки под лохматыми бровями, широкий русский нос уточкой, всемирно известная борода..."
Бритоголовый не без некоторого лукавства поддакнул старцу:
– Вы правы, правы. Жена моя была из толстовцев, всю жизнь вас цитировала, а я все над ней посмеивался, под дразнивал: Леночка, говорил, а гений-то твой глуповат был... Она обижалась.
Старик насупил брови, потер бороду большими, плоскими пальцами:
– Так и говорили? А ведь это мало кто понимал...
– Это в ваше время... Теперь многие додумались... Старик кашлянул, взялся за сумочку:
– Пройдемтесь недалеко, я вам кабинет свой покажу... Я, знаете, теперь естествознанием увлекся... Теоретизирую...
Бритоголовый с сожалением встал. Его уже тянул на берег тот голос, с которым он привык считаться, но Бритоголовый понял, что обидел старика и отказываться было бы уж совсем невежливо...
Домик упрятан был в старой дубраве. Небольшой, в три окна, почти совсем закрытый сиреневыми кустами.
"Соцветия уже выкинулись, расцветут дней через пять", – обратил внимание Бритоголовый. Крыльцо в три ступени. В сенях ведро. Старик открыл дверь – довольно большая комната, по стенам книжные шкафы. На столе микроскоп. Второй стол, у стены, вроде лабораторного, там посуда химическая, какие-то реактивы... Чудеса...
– Вот здесь, в креслах, вам будет покойнее, пожалуйста... Мне давно уже хотелось поговорить с ученым человеком, с современным ученым. Дворянское образование, сами знаете... Естественные науки не изучал в молодости. Гёте, обращаю ваше внимание, блестящее образование получил. Минералогию знал, теорию цвета изобрел, очень глубоко в естествознание вник... Мы же в основном домашнее образование получали... Недоросли, в некотором роде...
