— Тоже недолго, — вставил Лауральдо. — Нет, Берен, ничего такого: змея испытывали на утесе над морем. На ветру ребра змея сломались, меня достали из воды благополучно.
— Он был очень хрупок, а укрепить его нет никакой возможности — если использовать более толстое дерево, змей будет слишком тяжел для полета, — кивнул Менельдур.
— Я все понял про змея! — Берен поднял руки ладонями к спорщикам. — А дальше?
— Дерево плавает по воде, — продолжал Менельдур. — Так же будет плавать и пузырь, наполненный маслом, ибо масло легче воды. А теплый воздух легче холодного. Если наполнить большой пузырь теплым воздухом и привесить к нему корзину, можно поплыть по ветру как по воде. И плыть, пока воздух не остынет.
— Это два способа, и оба они мне нравятся, — с воодушевлением сказал Берен. — А третий?
— Ты видел, как падает кленовое семечко? — Менельдур покрутил в воздухе пальцем. — Можно сделать большие лопасти наподобие него, и если быстро вращать их, они будут подниматься вверх.
— Три способа летать! А четвертый?
— В океане обитают спруты, у которых восемь ног и все растут из головы. Они набирают в себя воду и с силой выталкивают ее, при том продвигаясь вперед. Если бы что-либо могло так же набирать в себя воздух и с силой выталкивать — то оно бы летало.
— Кому-то придется съесть очень много гороху. Нет, я не смеюсь над тобой, продолжай! Я узнал четыре способа летать, и гадаю, каким же будет пятый!
— Пятый способ пока является плодом только моей игры ума. Все тела падают вниз так или иначе — мудрые говорят, что существует некая земная тяга. Если бы существовала тяга небесная, а земной бы не было, мы бы взмыли к небесам, и не только мы, но и все, что есть на земле, кроме деревьев. Одни говорят, что небесной тяги нет, другие — что она есть, но слишком слаба. Я думаю все же, что небесная тяга есть, ибо приливы и отливы, связаны с тем, как ходит по небу Итиль. Если бы можно было изыскать чары, и при помощи их уговорить землю отпустить меня, то Итиль притянула бы меня как воду.
— Ну, этот способ только для эльфов, ибо людям чары недоступны, — пожал плечами Берен. — Наверное, и шестой способ такой же?
— Нет, он немного походит на первый. От земли поднимаются теплые токи воздуха. Если сделать змея из прочного полого дерева, которое здесь не растет, такого змея, который представлял бы собой как бы одно большое крыло, то он лег бы на эти потоки и поднимался вместе с ними.
— Да, звучит получше, чем чары. Ну, а седьмой и последний?
— Есть вещества, что расширяются при нагревании. Если запаять котел и поставить его на огонь, то пар разорвет котел и куски разбросает в разные стороны. Однако если в котле при этом сделать маленькую дырку, а сам котел будет легким, то его швырнет в сторону, противную той, куда ударит струя пара. Если бы найти вещество, которое расширялось бы еще быстрее, чем вода, но сделать так, чтобы оно расширялось не все сразу, а понемногу, высвобождаясь как бы выдохами…
— Проще отрастить себе перья и полые кости, — Лауральдо заложил руки за голову и вытянулся на траве.
— Не нужно насмешек, доблестный рохир! — вступился за Менельдура Берен. — Первый, второй и шестой способы показались мне вполне осуществимыми. К какому же из них ты прибегнешь, когда мы закончим со своим делом?
— Не знаю, — Менельдур пожал плечами. — Наверное, к восьмому…
— Восьмому? — изумился Берен. — Каков же он?
— Только тело нуждается в чем-то, что оторвало бы его от земли, — хрустальным голосом сказал эльф. — Fea невесома и бесплотна. Когда тело мое погибнет, она воспарит в заоблачный предел и сама собою поплывет на Запад, чтобы найти покой в чертогах Мандоса.
— Мне не нравится этот способ, о нолдо с крылатым сердцем, — покачал головой Берен. — Остановись лучше на любом из первых семи.
* * *
Эльфы проснулись раньше и, проснувшись, растворились в рассветной золотистой мгле. Лютня, заботливо уложенная в чехол, была подсунута под руку Гили, а нераспитый мех яблочного вина — Берену. Кони паслись неподалеку, в гриву Лаэроса был вплетен бубенчик — и больше ничего не говорило о том, что вечером и ночью здесь эльфы праздновали встречу.
Отзвук последней песни, кажется, до сих пор блуждал в утреннем тумане. Тревожить его словом ли, громким ли топотом копыт — не хотелось. Поэтому они ехали молча. Берен все время вертел что-то в ладони, Гили только под самый конец пути разобрал что: погасший, умерший шарик-светильник.
По утреннему холоду лезть в воду они не стали, отъехали вниз по течению почти на лигу, где был в запруженном, заболоченном месте брод — коням по брюхо. Берен храбро направил свою Митринор скачком с довольно высокого берега, и туча грязных брызг, поднятых кобылой, заляпала его красивую чистую рубаху. На что он по своему обыкновению не обратил ни малейшего внимания.
* * *
Разведчики вернулись на четвертый день.
Берен знал о них, как и о приезде Финрода — заранее, каким-то одному ему ведомым способом. Кое-кто замечал серебристое свечение ночью из-под занавески, а утром Берен выходил к людям бледноватый и немного вялый. Оттого пошли разговоры, что князь вызывает к себе в спальный закуток луну, и она рассказывает ему все, что видела, обходя дозором небо, он же платит ей за это своей кровью, оттого и бледен по утрам.
Тем утром, когда он проведал о возвращении разведчиков, он тоже был бледен — но возбужден. Велел Гвайрской тридесятке седлать коней, Гили тоже приказал в седло — и повел отряд на северо-восток.
Разведчика они встретили, когда солнце поднялось на всю осеннюю высоту и начало крепко припекать, вышибая пот. Они были в поту, а разведчика знобило и шатало, и все подивились мудрости князя: не прикажи он поднять отряд, разведчик мог бы и не дойти.
…Звали его Аван, и был он из рода Дреганов, лучших охотников и следопытов Дортониона, исходивших горы вдоль и поперек и чувствовавших себя за линией вечных снегов так же легко и свободно, как у родного очага. Однако и ему эта разведка далась нелегко: одежда висела на нем мешком, лицо обгорело и облезало клочьями, и на ногах он держался с трудом.
Один из Драконов посадил его на своего коня и привязал к себе дирголом. По дороге к кошам Аван потерял сознание.
Придя в себя на постели, напившись мясного отвара, Аван рассказал самое главное: Анах плотно стерегут орки и волки. Нахар — тоже. Второго из их тройки, Дирмада, убил волколак, третий, Садор, погиб уже в горах: они уходили через Тийлирскую седловину, через снега — и Садор, ослепнув от белого блеска, сорвался в пропасть.
Рассказав это, Аван снова провалился в сон — и спал два дня и две ночи без просыпа.
На вторую из этих ночей Гили снова заметил серебристое свечение из-под занавеси.
А утром Берен ушел охотиться один.
* * *
Солнце грело уже по-осеннему: припекали лучи, а воздух оставался холодным. От лагеря они отъехали довольно далеко. С первой встречи Финрод так ничего и не сказал о Бретильских Драконах, а Берен не спрашивал, пока терпение не лопнуло.
