— Что-что? Из-за этого лая я не расслышал. Ты сказал, что будешь говорить — а дальше?
— Отпусти их.
— Нет, там было еще что-то…
— Прошу тебя.
Гортхаур улыбнулся.
— Как не внять смиренной просьбе.
Волчата за решеткой зашлись бешеным лаем, увидев, как их пищу отвязывают и уводят. По кивку Саурона Финрода с Береном повели обратно в столовую. Зубы у горца стучали.
Они сели за стол: Саурон — во главе, Финрода посадили по левую руку, Берена — по правую.
— Рассказывай, — Гортхаур постукивал пальцами по крышке стола.
— Сейчас… Во рту сухо, — Берен взял бутыль и кубок, плеснул себе вина, выпил. Он не ел почти сутки — проймет быстро… — Вот ведь как бывает… Обгадишься один раз — а засранцем называют всю жизнь…
Едва он договорил — в глазах померкло.
«…так вот, значит, как оно…»
Темнота, глухая и какая-то смрадная… Берен мотнул головой, устраняясь от источника вони, чихнул…
— …напряжение душевных и телесных сил. Молва обычно приписывает такие обмороки женщинам, хотя я по опыту знаю, что они свойственны скорее мужчинам.
Ох и вонь… От крохотного флакончика, что держала под его носом сауронова эльфийка, несло так, словно туда сто лет мочились все орки севера.
Саурон. Допрос. Волчата. Эльфы…
Берен попробовал что-то сказать — горло исторгло слабое рычание.
Он был в обмороке не дольше нескольких мгновений — вино, растекшееся по столу из опрокинутого им кубка, все еще капало на пол. Но за эти мгновения мучительно изменился целый мир. В чем здесь дело — понять он не мог. И не пытался.
— Посадите его и налейте еще вина, — распорядился, поднимаясь, Саурон. — Итак, Берен, вернемся к предмету разговора: куда вы шли и зачем?
Миг паники: куда мы шли? Зачем? Берен забыл. В самом деле, без дураков — забыл! Он рылся в памяти как голодный волк в куче листьев, где живут мыши-полевки. И нашел… О, счастье — нашел!
— Мы шли в Ангбанд… За Сильмариллом. Я правду говорю! — крикнул он, увидев, что Саурон собирается отдать какое-то распоряжение.
— Я не верю тебе.
— Проверь. Сделай как хотел тогда, загляни мне в мысли — я откроюсь!
— Берен, не надо… — прошептал Финрод. — Ты погубишь Нарготронд.
— Он, конечно, твой король и его приказ закон, — улыбнулся Тху. — Но вот о чем подумай, Берен: еще неизвестно, помогут ли мне добытые у тебя сведения погубить Нарготронд — а что я отправлю всех, кроме вас двоих, на площадку молодняка — это точно. И вы будете смотреть. Волчата все так же голодны. Выбирай.
— Ном, — голос изменил. — Прости…
— Нет, — ответил Финрод.
— Ты готов? — спросил Саурон.
— Давай.
…Если можно сравнивать — то, наверное, так женщины чувствуют насильника. Саурон вперся в сознание, что называется, в сапогах со шпорами. Он шел напролом, безошибочно отбрасывая ненужное и выщелкивая главное, как зернышко из ореха. Побоище в заимке… Погоня и месть… Назад… Нарготронд… Келегорм и Куруфин… Назад… Дориат. Тингол. Тинувиэль…
Смех…
Смех?!!
Саурон хохотал как человек — закрыв глаза, запрокинув голову. Он не видел, как Берен метнулся в его сторону, не заметил, как охранник ударил горца лицом о стол, заломив руку, и прижал к столешнице. Другой охранник, ухватив Финрода за волосы, приставил к его горлу нож.
— Значит, ты поимел Лютиэн Тинувиэль? — Саурон снова захохотал. — Много бы я дал, чтобы посмотреть на лицо Тингола в тот миг, когда он узнал, что его дочь спала со смертным!
— Я много о тебе слышал, Гортхауэр, — холодно произнес Финрод. — Что ты убийца, палач, клятвопреступник и оборотень. А ты еще и любитель подглядывать в щелочку.
— Я сказал «лицо Тингола», а не что-то другое. — Саурон вытер рукавом проступившие слезы. — О, Пламя вечное, такого нарочно не придумаешь…
— Я хочу тебе сказать, — прохрипел Берен, — Что я его лица в тот миг не видел и показать не смогу, чем бы ты ни угрожал эльфам. Остальное — да, тут я в твоей воле. Ты что, ни разу не делал этого с женщиной? Или, творя себе hroa, кое о чем подзабыл?
Саурон сделал знак — их с Финродом отпустили.
— Тинувиэль и Сильмарилл, — задумчиво сказал майя, переводя взгляд с одного на другого. — Это слишком невероятно для лжи. Так глупо и нелепо не лжет никто, значит, это — правда. Тингол заносчив, глуп и… неважно. Итак, Серебряный Плащ действительно послал тебя на верную смерть? Действительно потребовал принести Сильмарилл?
Берен молча кивнул.
— А что если мы загоним Тингола в его собственную ловушку?
Вот так это и происходит, понял Берен. Ты не успеваешь вовремя убрать глаза — и на миг в них проглядывает согласие, словно любопытная тетка высовывает нос из окошка. И противник успевает это заметить, и ты уже попался… Предателем ты становишься не тогда, когда вслух принимаешь предложение врага — сначала становишься предателем в сердце своем…
— Тинувиэль… — задумчиво сказал Саурон. — Тинувиэль и Сильмарилл. Я могу дать тебе и то, и другое…
— Берен, — вмешался Финрод, и лицо его было таким, словно на ресницах вот-вот выступит иней. — Мелькор — отец лжи, а ты говоришь с лучшим его учеником.
— Ты говоришь, что мы лжем? — Саурон развернулся к эльфу. — А знаешь, почему ты проиграл наш поединок? Потому что сомневался в своей правоте. Кого имеет право обвинять во лжи тот, кто не верит сам себе? Финдарато Инголдо, ты запутался в собственных сетях. Ну же, будь честен сам перед собой: почему ты занимаешься соединением Берена и Лютиэн, с каких пор ты заделался свахой? Да потому что тебя мучит совесть, ибо ты развалил союз Айканаро и Андрет. Я читал, Финдарато, любопытный трактат, захваченный в Каргонде. Запись твоей беседы с одной старухой… Очень, очень возвышенно — особенно учитывая, что ты не позволил брату жениться на ней… Посмотри, Берен, он прячет глаза!
— Я не прячу глаз, — Финрод впервые проявил какие-то чувства, похожие на гнев. — Просто мне противна, Саурон, на твою проповедь с ножом у горла. Зачем лицемерить? Ты достаточно унизил нас обоих. Ты можешь добиться от Берена того, чего хочешь, выжать из него все, а потом — убить. Что ж, действуй. Не ищи себе оправданий — ведь ты и так прав в своих глазах, а в наших глазах не будешь прав никогда.
— Говори за себя. Только за себя, Финдарато. Ты торгуешь не своей жизнью, и твое благородство стоит дешево. Даже если я прикончу всех вас — вы пройдете через Чертоги Мандоса и возродитесь в благословенном Амане. А Берен не знает, возродится он или нет, здесь или где-то в кругах иных миров. А если он уйдет в черное ничто, его феа исчезнет без следа? Ты требуешь от него гораздо большей жертвы, чем от себя.
— Берен, запомни: если Саурон обещает тебе ничто после смерти, за службу ему ты получишь именно ничто.
