— Фью! — Гортхауэр присвистнул. — Меня, лучшего из учеников Отца Лжи, обвиняют в том, что я сдержу свое слово!
— Ибо это слово очень легко сдержать, Саурон. Ничто — такое добро, которого хватает на всех, — заметил Берен.
— Я хочу обратить твое внимание на то, что разговоры о ничто с одной стороны и об Исцелении с другой не подкреплены ничем. Это исключительно размышления Финрода, изложенные им в «Атрабет». С того света еще никто не возвращался, Берен. Никто не знает, что случается с вами после смерти. Он говорит — вы уходите за пределы Эа, чтобы принять участие в Третьей Теме. Я говорю: это дар моего Учителя, и вы не привязаны к Третьей теме, а вольны творить каждый свою. Он говорит: отдай жизнь за эльфов. Я говорю: бери от жизни все, что можешь. Он обещает спасение после смерти? Я обещаю Сильмарилл при жизни. Через год, ровно через год ты получишь его и отдашь Тинголу, а Финрод и эти десять уйдут на свободу. Все, что мне от тебя нужно — год службы. Не вся жизнь, только год. Я не требую от тебя вассальной верности — только подчинения. Сделка, Берен. Год службы — в обмен на Сильмарилл и свободу эльфов.
— И ты не будешь пытаться найти Нарготронд?
— Плевал я на Нарготронд. Все эти Нарготронды, Гондолины, Дориаты уже обречены. Не мной, не Мелькором — самим ходом истории. Полувеком позже, полувеком раньше — какая разница? Если они будут сидеть в своих горах и не высовываться — они нам не нужны и не опасны. А если они высунутся — мы их накроем в два счета. Мне не нужны сведения о Нарготронде, и я даю тебе слово, что не буду добывать эти сведения. Надо ли добавлять, что в случае твоего отказа именно их добычей я и займусь? По правилу «с паршивой овцы — хоть шерсти клок»? Итак, дай мне слово верно служить в течение года и одного дня — и я клянусь, что, окончив службу, ты получишь Сильмарилл, а эльфы — свободу.
— Что клятва тому, кто уже нарушил другую, — безжизненным голосом сказал Берен. — Давай поступим иначе, Гортхаур. Давай заключим писаный договор, как делают гномы.
Саурон щелкнул пальцами.
— Бумагу и перо!
Человек с повязкой на левом глазу принес письменные принадлежности.
— Пиши, — Саурон прошелся вдоль стола. — "Я, Ортхэннер Гортхауэр, Айан'Таэро Айанто Мелькора именем его и во благо Короны Севера заключаю с Береном, сыном Барахира из рода Беора этот договор.
Со своей стороны обязуюсь:
— Не причинять никакого вреда одиннадцати эльфам, которые на год и один день остаются в Тол-и-Нгаурхот пленниками в залог исполнения Береном сыном Барахира его части договора. Обязуюсь содержать их так же, как своих воинов и служащих, не притесняя ни в чем, ограничивая лишь их свободу. Перечисли пленников по именам, Берен, чтобы не было путаницы: уговор есть уговор.
— Финдарато, — послушно проговорил Берен. — Айменел, Эдрахил, Кальмегил, Менельдур, Лауральдо, Вилварин, Эллуин, Аэглос, Нэндил, Лоссар…
— По истечении года и одного дня, считая со дня заключения договора, обязуюсь отпустить всех заложников на свободу, — продолжал Саурон, когда список имен был составлен, а Берен проверил написание. — Если Берен, сын Барахира, выполнит условия договора со своей стороны. Обязуюсь также предоставить Берену, сыну Барахира, один из трех Камней, именуемых Сильмариллами, в его полную и безраздельную собственность, с каковой он может поступать по своему усмотрению, по истечении года и одного дня считая со дня заключения сего договора.
С его же стороны требуется:
— Год и один день служить в Дортонионе в дхол-лэртэ (50) Армии «Хэлгор».
— Я не буду убивать своих людей, — глухо возразил Берен. — Лучше уж…
— Я не настаиваю. Напиши: должность и обязанности Берен сын Барахира волен выбирать по своему усмотрению. Хоть писарем, Берен, хоть кухарем — если гордость позволит, мне все равно. Главное, чтобы ты находился при голове армии.
В случае попытки бегства, самоубийства или бунта со стороны Берена, сына Барахира я, Ортхэннер Гортхауэр, оставляю за собой право поступить с ним и с заложниками по своему усмотрению.
— Дураком меня считаешь, Саурон? Что тебе помешает перебить их на второй же день, обвинив меня в попытке к бегству?
— …Но лишь после того, как вина Берена, сына Барахира, будет установлена при помощи осанвэ. Отказ от осанвэ рассматривается как признание вины.
— А если меня втихаря удавит Болдог, а тебе скажет, что я покончил с собой?
Саурон поднял палец.
— В случае возможного самоубийства допросу с осанвэ будут подвергнуты все окружавшие Берена в последние три дня. Отказ от осанвэ приравнивается к признанию в убийстве.
Свобода передвижения Берена, сына Барахира, в пределах Дортониона не ограничивается никак, но надзиратель, назначенный мной, Ортхэннером Гортхауэром, должен следовать за ним повсюду. Попытка избавиться от надзирателя дольше, чем на полчаса кряду, приравнивается к попытке к бегству, вина или невиновность будут установлены мной при помощи осанвэ. Попытка уклониться от осанвэ рассматривается как признание вины.
Берен, сын Барахира, обязан следовать всюду за дхол-лэртэ Армии «Хэлгор». Отказ приравнивается к попытке бунта.
Берен сын Барахира обязан хранить в тайне существование этого договора. О нем должны знать только он и назначенный мной надзиратель. Нарушение этого пункта договора приравнивается к попытке бунта.
Нарушение мною, Ортхэннером Гортхауэром, хотя бы одного из пунктов договора снимает с Берена, сына Барахира, все его обязательства по этому договору. Обратное также верно — нарушение Береном, сыном Барахира, его обязательств, снимает с меня все обязательства по данному договору. Ниже: Я, Берен, сын Барахира из рода Беорова, будучи в здравом уме и твердой памяти, признаю за собой все обязательства по этому договору. В знак согласия со всеми пунктами договора — вот моя рука.
Саурон взял у одноглазого перо и красивыми, размашистыми знаками Феанора — надстрочные и подстрочные хвостики были непомерной длины — вывел свою подпись. Потом снял с пояса кинжал — дивной работы, острейшее лезвие отсвечивало синевой, две змейки переплетались на рукояти — легонько черкнул по ладони — выступила кровь. Вложив кинжал в ножны, провел большим пальцем по кровавой дорожке, оттиснул отпечаток на бумаге рядом с подписью, пододвинул документ Берену. Писарь протянул перо.
Финрод встретился с Береном глазами — и отвернулся.
Перо клюнуло чернильницу и вывело подпись: Beren ion Barahir.
— Ты левша? — удивился Черный Майя.
— Левша… — подтвердил Берен. — Кривая душа…
Саурон протянул кинжал, лезвие обожгло. Кровь отпечаталась на бумаге прихотливым узором большого пальца.
Канцлер свернул бумажку и засунул в кожаный футляр. Берен налил себе полный кубок вина.
— Поешь, — предложил Саурон.
— Нет… Ортхэннэр Гортхауэр… Есть я не хочу. Я теперь хочу надраться. По-настоящему.
