Келегорм пришел один раз после того разговора, сказал, что отныне стражем ее покоя он делает Хуана (от кого этот покой охранять здесь, в Нарготронде?) — и не появлялся больше. Прошла неделя, началась другая. Лютиэн бродила по залам, переходам, улицам, мостам и пещерам города, поражаясь искусству нолдор, их умению чувствовать и раскрывать красоту камня. Но все же она оставалась пленницей: Хуан неотступно следовал за ней, и стража вежливо заворачивала ее, если она пыталась покинуть пределы города. Как жестоко и остроумно подшутила над ней судьба: теперь Лютиэн подвергалась такому же вежливому, но унизительному заточению, что и Берен когда-то, в ее лесах…
Ей все здесь сделалось ненавистным — учтивая стража, красота убранства покоев, сады… Только озеро, схватившееся ледком, в венце из ив, напоминало ей о Дориате… Она любила приходить сюда, в этом тайном уголке она и пряталась сейчас от всего мира, время от времени опуская пылающую руку в воду и зачерпывая ее горстью вместе с крошками льда, чтобы остудить лоб и щеки…
— Это неправда, — шептала она Хуану. — Неправда…
…Едва Келегорм постучал в дверь ее спальни, едва она, открыв, увидела в его глазах затаенное торжество, как сердце ее забилось и завыло, как бьется на сворке и воет охотничья сука, друга которой только что запорол клыками кабан. Она не знала, что за весть он принес, но, не зная, уже противилась ей всем сердцем.
— Что ты хочешь сказать мне, лорд Келегорм?
— Я хотел пригласить тебя в зал совета, госпожа Тинувиэль, — Келегорм протянул руку. — Тебе лучше услышать это из первых уст.
«Мне отчего-то кажется, что лучше вовсе этого не слышать», — но она приняла его ладонь и пошла следом. Ладонь его была холодной и сухой, как змея.
Зал королевского совета был почти пуст — чуть меньше двух десятков эльфов расположились на скамьях нижнего круга. Ородрет сидел на троне, Финдуилас — по правую руку от него, Лютиэн отвели место по левую. Рядом с Финдуилас стоял Гвиндор. С правой стороны от короля сидели пятеро бардов, две женщины и трое мужчин, и несколько нолдор из дома Красного Щита, одной из младших ветвей арфингов, состоявшей в родстве с тэлери. С левой стороны от короля занимали места сыновья Феанора и их свитские.
— Введите, — сказал Ородрет.
В сопровождении стражи вошли двое эльфов. Оба шагали твердой походкой, и одеты был в новую, свежую одежду, но лица их были сумрачны и измождены, а волосы обрезаны коротко. Голова одного была повязана платком. Оба не носили оружия и украшений, но даже если препоясать их мечами и надеть знаки вождей, все равно согбенные плечи, тяжело висящие руки и привычка прятать глаза выдали бы в них вчерашних рабов. Лютиэн стиснула пальцы на подлокотнике кресла. Она знала обычай — до того, как выяснится, нет ли на беглом пленнике скверны, держать его под стражей, следя, чтобы он не причинил зла ни себе, ни другим.
— Вы находитесь в Нарготронде, перед судом короля Ородрета и его бардов, — сказал Гвиндор. Беглецы и сами знали, где они, но, видимо, обычай бардов требовал перед началом разбирательства объявить о месте и участниках. — Назовите свои имена.
Эльф с повязанной головой поднял глаза и прежде чем ответить, оглядел весь зал.
— Я — Телкарон из дома Красного Щита, сын Андавара и Телперанто из Альквалондэ. Моя мать осталась на том берегу, мой отец погиб в Дагор Аглареб. Мой брат Эрегиль жив и находится здесь, он подтвердит мои слова.
— Здесь ли Эрегиль из дома Красного Щита?
Со своей скамьи поднялся эльф, сходство которого с узником не вызывало сомнений: они были братьями. По знаку короля Эрегиль спустился в круг.
— Я подтверждаю, что вижу перед собой своего брата и слышу его голос, — громко сказал он. Получив знак, отошел в сторону и сел на одну из скамей нижнего круга.
— Узнаешь ли ты меня? — спросил Ородрет у пришельца.
— Конечно, Артаресто Арафинвион, — ответил эльф высокой речью. — Но когда я покидал Нарготронд, ты еще не носил королевской короны.
— Ты бежал из плена? — продолжал расспрашивать король.
— С оловянных рудников в Эред Горгор, в бывшем владении Хардинга из народа Беора.
— Как ты попал в плен?
— Мы с женой и детьми жили в поселении Берит на севере Сосновых гор, — четко проговорил эльф. — Огонь Браголлах до нас не дошел, но мы поняли, что заставы пали и нужно ждать нападения. Жену и младших детей я отправил в Бар-эн-Эмин, а мы со старшим сыном взяли в руки мечи и присоединились к войску человека, которого звали Борвег Мар-Броган. Нас было девяносто четыре, тех, кто сражался вместе с людьми в долине Ладроса. Сейчас живы еще двадцать шесть — кроме меня. Я был ранен и захвачен тогда же, когда пал их князь Бреголас; мой старший сын в этой битве погиб. Им удалось прорвать наши заслоны, но взять замка Кэллаган, закрывавшего долину, они не смогли, а через несколько недель осады на помощь прибыл Гортон, один из коненов Барахира… Все это я узнал уже будучи в плену.
С этими словами эльф снял повязку. На лбу его темнел страшный знак: клеймо, выжженное раскаленным железом. Корона с тремя точками в ней. Корона Севера и три Сильмарилла…
Обернувшись кругом, медленно, чтобы видели все, зажмурившись и склонив плечи под тяжестью своего позора, эльф снова показал всем свое лицо. Со скамей послышался возглас жалости — женский голос.
Снова повернувшись к королю, эльф надел платок и резко, яростно затянул узел на затылке.
— Как тебе удалось бежать? — спросил Ородрет.
Эльф вздохнул.
— Я не обольщаюсь своей ловкостью, — сказал он. — Подозреваю, что мне просто позволили. Мы пытались несколько раз, но им прежде всегда удавалось ловить беглецов или тех, кто готовит побег… Они умирали под пыткой — такова обычная кара за это. Я решился, потому что унижений больше выносить не мог. Надеялся скорее на смерть, чем на удачу: удача дело неверное, а смерть — она ведь приходит, рано или поздно.
— Благодарю тебя за ответы, — сказал Ородрет. — Назови нам свое имя, — обратился он ко второму беглецу.
— Почему я должен это делать? — резко спросил тот. — Я охотно назвал бы его друзьям, родичам, если бы они встретили меня с раскрытыми объятиями, усадили за стол и налили полную чашу в честь моего освобождения. Но здесь я снова узник, а своим тюремщикам я на вопросы не отвечаю.
— Мы не тюремщики, — подала голос невысокая нолдэ в синем плаще барда. — Мы стражи Нарготронда, призванные следить, чтобы зло не проникло в него. Наше оружие, как и оружие нашего противника, незримо. Лучший способ убедить нас в том, что ты не несешь с собой зла — это ответить на наши вопросы. Ты, пришелец, — перед королем Нарогарда, и он спрашивает тебя.
— Ради короля я отвечу, — сказал беглец. — Я Хисэлин, сын Иорвэ из Тириона. Мои родители остались по ту сторону моря, когда я отправился сюда на кораблях Маглора, сына Феанора. Я был в его дружине, и пять лет назад, когда орки штурмовали Химринг, меня захватили в плен. Я был на тех же самых рудниках, что и Телкарон, и бежали мы вместе с ним. Мы не решились переходить поздней осенью через Эред Горгор, и лесами пробирались к проходу Анах. Телкарон уговорил меня пойти с ним в Нарготронд, и я согласился, потому что испугался в одиночку идти между Дориатом и Нан-Дунгортэб. Теперь жалею об этом. Лучше бы меня сожрали пауки, чем терпеть унижение от арфингов.
