— Если ее отослать — она ведь не найдет дороги назад… — сказал Гили.
— Верно, — согласился Берен.
— И проводник у нас всего один, — продолжал юноша.
— Что ни слово, то золото, — ухмыльнулся Берен.
— Ее нужно или взять с собой, или убить на месте, потому что это милосердней, чем оставлять ее здесь умирать с голоду. Но если ты надумаешь убить ее, тебе придется вместе с ней убить и меня, потому что я буду ее защищать, — с этими словами Руско взял Даэйрет за руку и завел ее себе за спину.
Берен снова покусал губы.
— Как ты полагаешь, Руско, если я нарек тебя своим братом, смогу я поднять на тебя меч или нет?
Гили ответил не сразу.
— Полагаю, что сможешь, ярн, потому что для тебя сейчас главней всего — государь Фелагунд, а страшней всего — предательство.
— Что ж, хорошо, что ты это понимаешь, — Берен почти шептал, а это значило, что он убийственно серьезен. — Итак, ты в ответе за нее. Если она нас предаст, словом ли, делом — взыщу я с тебя. Теперь слушай, ты, — обратился он к Даэйрет. — Руско мне дороже, чем десяток коз вроде тебя. Если его медведю понравился твой улей, это его дело — хотя ты не та невестка, которой я себе хотел бы. Но если ты просто заморочила ему голову, чтобы предупредить о нас Саурона — клянусь мечом, ты переживешь Руско ненамного. Ты мне ответишь за его кровь, да так, что лучше бы тебе не родиться на свет, потому что я и в самом деле люблю его как своих потерянных братьев. Ты слышала меня?
— Да, — процедила Даэйрет сквозь зубы.
— Вот и славно. А теперь садись у того же костра, что и он, и держи себя тихо.
…На ночь Гили связал Даэйрет руки и лег с ней так, чтобы связанные, они находились у него за спиной, словно бы обнимали его.
— Зачем? — спросила она. — Все равно здесь некуда бежать.
— Откуда я знаю, — зло сказал он.
— А если мне понадобится отойти?
— Разбудишь меня и сделаешь все свои дела со мной об руку. Думать было надо, за кем увязываешься.
— Почему ты такой злой?
— Потому что ты обманула меня. Ты знала, что я не дам тебя убить, раз ты моя жена.
— Мог бы и не признаваться, — пожала она плечами.
— Он мой лорд. Он мой брат. Как я мог ему солгать?
— Но ты же не сказал ему накануне, что лежал со мной.
— Я думал, что ты меня хоть немножечко… что я тебе нравлюсь. Что ты сделаешь как обещала — останешься в лагере, поедешь к Эйтелингам. А ты… как я теперь поверю, что ты не хочешь предупредить Саурона?
— А если ты не веришь — почему не убьешь меня?
Гили посмотрел ей в глаза и спросил:
— Ты этого хочешь?
И что-то в его лице заставило ее прикусить язык, больше не дразнить его и не подзуживать.
— Нет, — холодея, сказала она.
— И покончим на этом.
На следующий день Гили связал вместе их коней чомбуром, а свою пленницу привязал к седлу. У нее не было ножа, чтобы разрезать веревки, и все время за ней кто-нибудь следил. А прочем, бежать пока и вправду было некуда: вейдх петляла по горам так затейливо, что Даэйрет и назад-то вернуться не смогла бы. А в небе, в синем проеме скал, кружили громадные орлы, на которых Берен показал ей рукояткой плети и не без удовольствия сказал, что эти пташки только и ждут, как бы кто-нибудь отбился от гурта — лошадь ли, человек… Только отстанешь — они тут как тут…
— Орлы Манвэ не убивают людей, — бросил проезжавший мимо эльф.
— Ну, Диргель, что за охота была испортить мне музыку! — Берен разозлился вроде бы в шутку. — Я ее совсем было напугал… К тому же, я не говорил, что пташки ее убьют. Просто остерегаю. Боюсь… поседеет наша красавица в тот же способ, что и ее… Учитель.
Видимо, в этой шутке был какой-то особенный смысл, потому что Берен расхохотался. Смеялся он сейчас тоже жутковато: короткие беззвучные выдохи через кривую усмешку. А вот Даэйрет как-то съежилась и заплакала.
На привале Руско оставил ее с Брандиром и Нимросом, чтобы поговорить с Береном один на один. Тот сидел на седле, снятом с Астэ, и пытался есть. Кусок вяленого мяса он щепал ножом, как дерево, отрывая по маленькому кусочку, и держал эти кусочки во рту, пока он не становились достаточно мягкими, чтобы их проглотить.
— Ты сердишься на меня? — спросил он, садясь напротив.
Берен послал ему мрачный взгляд.
— На тебя — почти что нет, — сказал он. — А вот на эту бестолочь…
— Ты думаешь, она и вправду хочет нас предать?
Князь вздохнул, повел плечами, поморщился.
— Беда не в том, что она хочет нас предать, — проговорил он. — Если бы оно было так, я бы знал, что с ней сделать. Беда в том, что она сама не знает, чего хочет. Про иных людей говорят: «душа из воска», но воск все-таки застывает, у этой же что ни минута, то в новую сторону лежит душа. Говорит она одно, делает другое, думает третье и все это называет «быть самим собой». Диргель сказал, что порчи на ней нет, Моргот не успел поставить свое клеймо — но он, по всему видно, уже постарался сделать ее душу пожиже, чтобы отлить по своей форме, когда придет срок. Я охотно верю, Руско, что она подалась с нами не потому что все еще любит Саурона, а потому что ей в одно место ударила кровь, но я не знаю, куда она ударит, когда мы спустимся по ту сторону Криссаэгрим. И поэтому боюсь. Шкурой я чую, Руско, что удача отвернулась от меня, и все мои несчастья случались из-за женщин.
— Тогда почему ты…
— Не убил ее? — Берен сжал кулак. — Послушай, малый. Я убиваю тех, кого я ненавижу. Тех, кто называет себя моим врагом. Тех, кто заслужил. Но я никогда не убиваю тех, кто всего лишь может мне помешать. Лишь однажды я поступил противно себе — и, наверное, за это Судия с меня взыскал, почти лишив руки, когда она так мне нужна… Нет, Руско, я больше не буду его гневить и убивать для пользы дела. Будь что будет.
— Спасибо.
— Не за что. Я это делаю больше ради себя, чем ради тебя или нее.
Он покосился в ту сторону, где, сгорбившись, сидела у огня девица.
— Ты и в самом деле в нее влюбился по уши?
— Не знаю, — признался Гили. — Когда я… ну… я и сам себя не понимал.
— Ага… Будь это в другое время, в другом месте, я бы слова не сказал. Но сейчас, Руско, мне очень нужно, чтобы ты не терял головы. Я знаю, что мед в этом дупле сладкий — но уж больно пчелы злые. Если бы ты начал лазить за ним немножко раньше, ты бы уже знал, что пасека большая, есть из его выбирать. Но по первому разу всегда кажется, что рыба есть только в одной речке, а в другие не стоит и удочку забрасывать. И из-за этого мужчина начинает делать глупости… А иной раз — и подлости… — он помрачнел. — А, вот и лорд Даэрон идет. Присаживайся, певец Тингола. Есть эль и вяленое мясо, угостись.
