— Погоди говорить о беоре, пока не знаешь всего, мудрый Фритур. — Берен налил себе медового взвара, чтобы промочить горло перед долгой речью. — Отец сказал как-то, что самое лучшее, что может сделать вождь, бессильный спасти свой народ — это умереть за него. Пока у меня не было надежды, я тоже так думал. Но теперь надежда есть. Мы можем вернуть себе Дортонион. Если мы окажемся способны на одно, настоящее усилие — мы вернем Дортонион.
— На что же ты полагаешь свою надежду, сын? — спросила Эмельдир.
— Следующей весной Саурон нападет на Хитлум. Он подставит спину, и, будь я проклят, мы в нее ударим. Мало кто бывает таким беззащитным как облачающийся в доспехи воин; армия на марше — то же самое. Я знаю, мы привыкли считать честным открытый бой, но… мы не сможем его дать. А сдаваться без боя я не намерен.
— Какой же будет армия у Саурона? — спокойно спросила Эмельдир.
— Я полагаю, двадцать пять-тридцать тысяч копий, — встретил ее взгляд Берен.
— Это невозможно, — Брегор сгорбился. — Ярн, даже нежданным ударом в спину такую армию не разбить. Ты еще не знаешь, как мы здесь живем, так я тебе скажу: мы не можем держать свое войско. Шесть лет тому, когда Тху взял Тол-Сирион, новая орда гламхот прокатилась через эти земли — и с тех пор они нам не дают покоя. Года не проходит, чтобы не сожгли посевы, не угнали несколько стад, не вырезали село-другое — а ведь мы держим границу, ярн, держим как можем; нам помогают эльфы Государя и эльфы короля Тингола, но их, сволочей, слишком много… Я тебе скажу, сколько мы можем выставить оружно: три тысячи. Из них, может быть, четыре сотни — верхами. Все.
— А что с теми, кто служит князю Маэдросу? Сколько их, как они обучены?
— Говорят — три-четыре тысячи, — сказал Фритур. — Вооружены и одеты в доспех за нолдорский счет. Но они не могут оставить князя Маэдроса, ярн. Это было бы бесчестно. Он дал нам приют, пищу и кров, когда орки осаждали Амон-Химринг. Нельзя оставлять его прикрывать Аглон без нас.
— Если мы добьемся своего, у него пропадет надобность в защите Аглона, — Берен понимал всю слабость своего довода.
— А если нет? — нахмурился Фритур.
Берен потер лоб и взъерошил волосы.
— Я должен попросить совета у государя Финрода. Завтра мы поедем к нему — я, ты, Брегор, и те фэрривейн, что встретили меня. Без его помощи все равно ничего не выйдет. Я должен, если это возможно, встретиться с князем Хадором и с самим Государем Фингоном.
— Хадор убит, — сказал Брегор. — Погиб при Эйтель Сирион.
— Память и слава, — сказал Берен. — Тогда с Галдором Высоким…
— И Галдор погиб, — покачала головой Эмельдир. — Хурин теперь княжит в Хитлуме. Морвен вышла за него замуж.
— Морвен? — изумился Берен. — Наша Морвен? Хэльгавен? Она же… Ей…
— Восемнадцать, — улыбнулась Эмельдир. — Уже восемнадцать, сын мой.
— Давно они?…
— Год тому, хотя они узнали друг друга раньше. Хурину тогда было пятнадцать. Вскоре после этого напали орки… Хурин и Хуор пропали без вести, все думали — убиты, но через год они вернулись, и оба молчат — откуда.
— Ходят слухи, что из Гондолина, — вставил Брегор. — Но наверняка никто ничего не знает.
— Хурин посватался к ней сразу после возвращения, а я была свадебной матерью, потому что Урвен мы до Бретиля так и не довезли: ее, бедняжку, ранило отравленной стрелой. Морвен или на сносях, или уже родила. А твой дружок Роуэн женился на дочери Гортона.
— На которой? На Лит-Красноперке? Этой тощей?
— Ну, она не такая уж и тощая теперь, — улыбнулся в усы Фритур.
— Но чтобы Роуэн? Женился? Где-то дракон подох, не иначе…
— Говорят, что Фарамир застал его со своей дочерью в таком положении, что Роуэну оставалось только жениться — или распрощаться с тем, что отличает мужчину от женщины.
— Да, Гортон всегда был скор на руку… — Берен снова по старой привычке запустил пятерню в волосы надо лбом, пригладил их, на миг придавая видимость порядка. — Итак, хэлдайн, тинга собирать не нужно. Пусть как можно меньше народу знает, что я здесь. Откуда-то протекает водичка, и течет она к Саурону, а я хочу подольше оставаться для него мертвым. Я уже связал словом тех, кто подобрал меня на дороге — а свой диргол оставлю тебе, матушка. Берен Беоринг появится на земле своего отца — а здесь пусть странствует Эминдил Безродный.
— Как хорошо соткано, — Эмельдир приняла от него плащ, разгладила руками тонкую шерсть. — И кто же эта девушка, сынок?
Берен помедлил — а потом решил: чего, собственно, тянуть, если рано или поздно до Бретиля все равно дойдет…
— Лютиэн, дочь короля Тингола…
Все застыли. Брегор от изумления приоткрыл рот.
— Меня занесло через Завесу Мелиан в Нелдорет, сам не знаю как… Там я встретился с Лютиэн Тинувиэль, мы полюбили друг друга и дали друг другу слово…
Эмельдир села, комкая край диргола, не зная, что и говорить. Наконец произнесла:
— Скажи, что это неправда. Что это одна из твоих бессердечных шуток.
— Это правда, эмил.
Эмельдир снова надолго замолчала. Конены сидели ни в тех ни в этих.
— И в мыслях у меня не было никогда войти в родство к такому высокому эльфийскому владыке, — сказала наконец княгиня. — Сомневаюсь, что и Тингол собирался с нами породниться. Так ты посватался к ней?
— Можно и так сказать… У эльфов нет обычая запрещать женщине избирать себе мужа… Мы с Лютиэн — муж и жена перед ликом Единого.
Фритур взялся за голову.
— И что же Тингол ответил на твое сватовство, ярн? Благословил ли он ваш брак?
— Он послал меня к Морготу, хэлдайн. И мне придется идти.
— Если это все-таки шутка, Берен, то из рук вон плохая.
— Какие тут шутки, матушка… Тингол потребовал Сильмарилл за руку своей дочери. Я обещал его принести. Значит, пойду за ним к Морготу.
Эмельдир снова долго сидела молча.
— Тебе мало было врагов по ту сторону гор? — спросила она наконец. — Ты делаешь их и по эту? Могущественных врагов, Берен… Тингол, а следом — и сыновья Феанора… Теперь понятно, отчего ты не испугался вражды с Халмиром — что тебе теперь какой-то Халмир… Ответь, хиньо (11), — тебя никогда не волновали обычные девушки и женщины? Смертные, незамужние или на худой конец вдовые? Почему из всех юбок на свете ты обязательно выбираешь ту, из-за которой можно лишиться головы?!
— Неправда твоя, матушка. Ту, из-за которой стоит лишиться головы.
— Я надеялась, что ты останешься со мной хоть на какое-то время… Надеялась, что возьмешь себе жену, а я успею приласкать внуков…
— …Прежде чем я уйду на север, а вскоре — и на Запад? Темные времена настали, и очень многим женщинам так и не придется приласкать внуков. Смирись, мать. Ведь ты смирилась бы, если бы я так и не вернулся…
