— Пощади! Не убивай!..
— Ты женщин не пощадил, — ровным и оттого более страшным голосом ответил Тарас, впиваясь взглядом в расширяющиеся зрачки главаря банды, добавил морока в потоке силы. — Все зависит от твоих ответов. Скажешь все, будешь жить.
— Да-да-да, я скажу, скажу, спрашивай, — залепетал бородач, закатывая глаза От него запахло мочой. Полевой командир Гелаев, наводящий ужас на мирных жителей Чечни, обмочился от страха.
Тарас поморщился.
— Кто заказал убийство женщин на рынке, жены и матери полковника Смирнова?
Бородач вздрогнул, начал трезветь, исподлобья глянул на Горшина, но встретил его приказывающий взгляд и снова расслабился.
— Полковник Жмутенко…
— Место службы?
— Штаб в Моздоке… он помощник начштаба по снабжению… хорошо заплатил…
— Давно вы с ним сотрудничаете?
— Семь месяц скоро…
— Кто приказал ему? Кто главный заказчик?
— Не знаю… какой-то шишка из Москвы… нам платят, мы выполняем.
— На кладбище были твои люди? Гелаев снова содрогнулся.
— Моя…
— Значит, ориентировку на уничтожение Смирнова вам дали уже после нашего приезда?
— Мы работаем только после получения…
— Оплаты.
— Да…
— Почему не выдали заложников?
— Они нам еще нужны… для работы…
— И для развлечений.
Бородач отшатнулся, так как Тарас добавил в голос убийственные интонации и гортанный окрас метаязыка.
— У вас должен быть запасной выход! Где? Говори!
— Здес, за кровать…
Тарас ткнул пальцем в шею Гелаева, шагнул было к его огромной кровати, не глядя на упавшего, и вдруг понял, что не сможет уйти один. На раздумья затратил несколько драгоценных секунд. Потом вернулся в пещеру с заложниками, по пути добив зашевелившегося охранника, и по очереди разбудил пленников, освободил их от пут.
По-видимому, они не совсем поняли, что от них требуется, так как безропотно направились в пещеру повелителя, не глядя на своего освободителя. И лишь увидев неподвижные тела охранников и самого Гелаева, поверили, что это не сон. Двое из них упали на колени, так велико было потрясение, остальные сгрудились у двери, испуганно разглядывая убранство жилища их главного мучителя, и Тарасу пришлось подтолкнуть их к кровати, прижав палец к губам. Они молча повиновались. Лишь самый молодой из них, тот, которого выбросили из спальни командира телохранители, вдруг метнулся к оружию и выхватил автомат. С трудом Тарасу удалось убедить его не поднимать шум. Тогда парень выпустил из рук автомат, бросился к столу, вытащил торчащий из банки с консервами нож и вонзил Гелаеву в грудь. Остановить его Тарас не успел, да и не захотел.
Выход из пещеры был замаскирован ковром. За ним начинался короткий тоннель, пробитый в толще горных пород кирками и ломами. Он вел к небольшой естественной пещерке, которая имела узкий выход на склон горы. Здесь тоже дежурили охранники в количестве двух человек, вооруженные пулеметом и автоматами. Однако нападения с тыла они не ожидали и сопротивления почти не оказали.
Шел второй час ночи, когда Тарас вывел пленников из подземных казематов базы боевиков.
Еще через два часа он оставил вконец ослабевших людей недалеко от блокпоста и растворился в ночи, пожелав им удачи, понимая, что эта акция скоро превратится в легенду.
Елисей Юрьевич встретил его у дома прокурора и, не спрашивая, где он пропадал полночи, провел в дом. Некоторое время они смотрели друг на друга, хорошо видя в темноте. Потом Тарас проговорил угрюмо, внезапно ощутив физическую и душевную усталость:
— Нелюди жить не должны! Учитель не ответил
— Его фамилия Жмутенко, — добавил Тарас. — Полковник из штаба армии в Моздоке.
— Я знаю, — тихо ответил Елисей Юрьевич. — Для того чтобы это узнать, не надо было рисковать жизнью.
— Вы… знали?!
— Мойся и отдыхай. — Елисей Юрьевич направился к спальне за печкой.
— Вы знали… и ничего не…
Учитель остановился, искоса глянул на ученика.
— Есть другие методы воздействия на ситуацию. Все, что надо, делается. Не вздумай искать того мерзавца, им займутся компетентные органы.
Тарас не нашелся, что ответить. На душе сделалось муторно и тоскливо, захотелось смыть с себя пот, грязь и кровь. Он вышел в сени и долго мылил, скреб и скоблил тело, обливался водой, снова намыливался, по так и не смог очиститься полностью. Душа продолжала ныть и корчиться, не желая успокаиваться и принимать убедительные доводы, которые находил Тарас. На вопрос, заданный самому себе: до каких пределов жестокости может доходить восстановление справедливости? — он ответа не нашел.
Глава 17
РАЗМИНИРОВАНИЕ
В начале девятого они заехали в больницу, где лежала Валентина Матвеевна. Тоня, кутавшаяся в черный платок, тоже находилась здесь, дежурила у ее постели. Выглядела она вялой и заторможенной, хотя пыталась бодриться, под глазами легли тени, нос заострился, искусанные губы потемнели, и Тарас, ощутив острый приступ сочувствия, попытался передать девушке положительный энергоимпульс.
Валентина Матвеевна встретила гостей с каким-то необычным оживлением. Глаза ее, полные боли и тоски, лихорадочно блестели, запавшие щеки покрылись красными пятнами, казалось, она сейчас встанет и начнет хлопотать по хозяйству.
Елисей Юрьевич поставил на тумбочку возле кровати женщины пакет с фруктами, посидел немного, обыденным тоном рассказав ей какие-то семейные новости. Тарас попытался разговорить Тоню, но ему это не удалось. Девушка его не слышала, обитая где-то в других измерениях Горе ее было сильнее, и выйти самостоятельно из этого состояния она не могла.
— Вас будут навещать друзья, — сказал Елисей Юрьевич, вставая. — Да и родичи не оставят, Петя скоро приедет, баба Катя, Руслан, Маня.
— Возьмите ее с собой! — вдруг попросила Валентина Матвеевна, привстав с подушек и указав глазами на Тоню. — Здесь она пропадет. Умоляю!
Елисей Юрьевич и Тарас переглянулись в некотором замешательстве, одновременно посмотрели на девушку, удивленную таким оборотом дела.
— Что ты такое говоришь, бабушка? Как я могу тебя бросить?!
— Ничего со мной не сделается, милая, — отмахнулась Валентина Матвеевна, откинулась на подушки, не сводя глаз с Елисея Юрьевича. — Полежу тут денек-другой и встану. Петя переедет, жить будем вместе, да и Катя навещать собирается раз в неделю А ты езжай с ними в Москву, тебе учиться надо. Так возьмете, Елисей? Девочка-то хорошая, неизбалованная, чистая, ей тут плохо будет.
Елисей Юрьевич встретил взгляд Горшина, прищурился.
