Энергия целителей утекала через раны харонца. Разложение, которое так долго удавалось сдерживать, начинало действовать, разрушая его кожу. Его глаза застилало страдание, и, когда палец драконийки с хлюпаньем прорвал его щеку, он уступил.
— Харония. Они оба направляются в Харонию.
Арнхем узнал об этом в тот самый момент, когда свет от вспышки молнии рассеялся. Несмотря на то что магия Пилигримов продолжала действовать, молния не могла пересечь покров, разделяющий Миропоток и королевство мертвых, не оставив следа. Властитель еще не знал, какие причины побудили Зименца так поступить, ища убежище именно в том месте, где в распоряжении Арнхема были все средства, чтобы его преследовать, убить и захватить Януэля. Однако он намеревался воспользоваться этой возможностью.
Отчаяние заволокло взгляд драконийки. Ее рука, испачканная сероватой жидкостью, выпустила харонца и безвольно повисла вдоль тела. Она вздрогнула, когда выросший за ее спиной Чан прошептал:
— Все кончено, Шенда. Все кончено. Уже слишком поздно.
Рыдание сотрясло плечи драконийки, и она резко повернулась.
— Кончено?! — воскликнула она раздраженно. — Да что ты об этом знаешь?
Чан отступил, удивленный ее реакцией.
— Но… в конце концов, ты больше ничего не в силах сделать. Они в Харонии, — сурово стоял он на своем.
— Ну и что?
— Как что! — возразил он. — Открой глаза! Этот проклятый фениксиец ослепил тебя! Он ушел, Шенда. Ушел, понимаешь? Ушел в Харонию! Может быть, он уже мертв… Не верь, что он вернется или что ты к нему присоединишься! Проснись!
Шенда опустила глаза. Слова скользили по поверхности ее сознания, не проникая в него. Искренняя и непоколебимая любовь отполировала его, словно металл доспехов.
— Я люблю его, — выдохнула она.
— Вздор! — воскликнул Черный Лучник.
— Ты слеп, — добавила она смягчившимся голосом. — Ты ничего не знаешь о моих чувствах… Но я люблю его, Чан. Я люблю его до такой степени, что не могу представить, что без него жизнь может иметь смысл.
— Ты, наемница, выросшая под крылом Дракона, ты любишь этого подростка? Не смейся надо мной, черт возьми! Любить мальчишку, задыхающегося от собственной доброты…
— В его теле воплощена Волна, — перебила она. — Не упрекай его в доброте.
Чан искоса посмотрел на харонца, чтобы убедиться, что он больше не представляет угрозы. Властитель, казалось, сейчас упадет. По его доспехам сочилась черная кровь тленного тела.
— Послушай, — продолжала Шенда. — Я не откажусь от него. Чего бы это ни стоило.
— Но ты хотя бы знаешь, любит ли он тебя? — возразил он, желая ранить ее.
Слабая улыбка осветила лицо драконийки.
— Да, я в это верю. И это единственная причина, по которой я его люблю.
Черный Лучник нахмурился.
— Да, Чан. С ним я открыла доселе незнакомое мне чувство, чувство, что я наконец полезна, что я могу посвятить свое сердце достойной миссии.
— Миссии?
— Миссии этого мальчика, его жизни, его любви. Миссии гораздо более реальной, чем священные узы, некогда связывавшие меня с Лэном.
Шенда говорила о своем возлюбленном, встреченном в туманах памяти Драконов, этом доблестном и мудром мужчине, у которого она так часто черпала силы, чтобы оказать сопротивление драконийским жрецам.
— А я? — воскликнул Чан.
Ее голос надломился.
— А ты — Чан, Черный Лучник. Мой спутник, мой товарищ.
— Но я тебя люблю, — едва слышно признался он.
— Я знаю, но я никогда не лгала тебе, что я разделяю это чувство: я лишь доверила тебе тайны моей души. Это ценный дар, который ты не должен недооценивать. Но мое сердце принадлежит Януэлю.
— Это несправедливо.
— Несомненно.
— Забудь его, — сказал он вибрирующим от волнения голосом. — Забудь Януэля, забудь о судьбах Миропотока и следуй за мной.
— То, о чем ты просишь, невозможно. В прошлом я покинула Лэна. Но я не оставлю Януэля, что бы ни сулило будущее.
— Но этого будущего больше не существует. Януэль потерпел неудачу, а ты отказываешься признать это! Миропоток — такой, каким мы его знали, — обречен. Почему бы не прожить несколько оставшихся нам лет, стараясь быть счастливыми?
— Счастливыми? Ты хочешь, чтобы я была счастлива с тобой с разбитым сердцем? Ты хочешь, чтобы я была возле тебя, сожалея, что не испробовала все, чтобы спасти его? Тебе нужен призрак?
— Твоей души мне достаточно, — уверенно сказал он.
— Но твоей мне будет мало, — холодно возразила она.
Чан содрогнулся, вспомнив о длинных вечерах в полумраке притона в Альгедиане. Ночи, тянувшиеся в потрескивании свечей, когда среди шума попоек и едкого дыма курительных трубок его уязвленное сознание находило убежище в сладких иллюзиях. Он всегда представлял себя на той самой дороге — простой лесной тропинке. Он вел под уздцы гнедого жеребца, на котором восседала драконийка. Она улыбалась. Она улыбалась ему, и любовь, которую он читал в ее глазах, делала его походку летящей.
Затылок его вдруг отяжелел, он отвернулся, чтобы скрыть волнение. Молчание разделило Чана и Шенду. Внезапно глухой стук заставил их обернуться.
Это рухнул властитель Арнхем. Прислонившись к перилам балкона, он вслепую, с закинутой назад головой, нащупал свой шлем и медленно поднес его к груди. Теперь только заклепки могли остановить разложение, пожиравшее его кости. Он почти чувствовал, как под ороговевшей кожей его скелет превращается в кучу мертвых веток. Его правая нога сломалась как соломинка, в то время как вес доспехов угрожал позвоночнику. Ему казалось, что он успеет открыть Темную Тропу до того, как завершится процесс разложения, но все развивалось с устрашающей скоростью.
Шенда подбежала и опустилась подле него на колени.
— Оставь его! — вскричал Чан. — Он сейчас подохнет.
Шенда проигнорировала это предупреждение и приблизила лицо к гниющему черепу.
— Властитель, вы меня слышите?
Хрипение вырвалось из горла харонца.
— Есть ли способ спасти вас?
— Ты с ума сошла? — воскликнул Чан, поднимаясь вверх по ступенькам.
— Не мешай мне, — сухо ответила она.
— Предупреждаю, если он сделает хоть одно движение, он покойник, — прорычал он, отодвигаясь, чтобы постоянно держать харонца на прицеле.
Драконийка не обратила на него внимания и лихорадочно повторила:
— Если есть способ вас спасти, скажите.
— Да что ты пытаешься сделать, черт возьми? — пророкотал Чан. — Эта гниль должна сдохнуть.
Разложение добралось до глазниц, и их контур оплыл словно воск.
