Кованый круто развернулся. В середине круга, ограниченного коралловыми креслами, стоял фениксиец. Он был обнажен и раскачивал двуручный меч Сапфира. Позади него, взвихрив свою черную накидку, разворачивалась драконийка, поднимая и направляя на Кованого свой меч.
Харонец не мог не оценить открывшееся ему тело. Пометившие грудь Шенды шрамы в его глазах лишь добавляли ей соблазнительности. Он перевел взгляд ниже и прикусил свой фиолетовый язык, успев заметить ее лобок.
– Ну что, проказник, – хихикнул он, – давненько не виделись, а?
Януэль не отвечал, он старался не упустить ни единого движения своего противника. Проворство харонца возбуждало его любопытство и одновременно завораживало. Невзирая на свой вес, он перемещался со сверхъестественной легкостью, вращая свою дубину то в одной руке, то в другой. Он приблизился к одному из кресел и, скорчив зверскую гримасу, обрушил свое оружие на коралловую спинку. Неистовая сила удара разнесла ее на тысячу осколков, которые засыпали весь балкон.
Этот спектакль был равносилен серьезному предупреждению. Шенда с Януэлем разошлись в разные стороны, чтобы не мешать друг другу. Позади харонца Фарелю уже удалось выпутаться из занавески. Его вены так ярко светились, что с его появлением балкон утонул в голубом нереальном сиянии.
Януэль пытался понять, почему Кованый оказался на этом балконе один, тогда как капитан упоминал о четырех его самых давних наставниках, а также о властителе Харонии. Впрочем, у него не осталось времени на размышления. Меч уже подчинял его своей власти и с постепенно нарастающей яростью захватывал его сознание. Он услышал приглушенную жалобу Феникса, которая превратилась в писк, пронзительный и примитивный. Он едва не бросил свое оружие, но было слишком поздно.
Его душу заливала Желчь.
Шеида увидела, как содрогнулось тело Януэля, как закатились его глаза и в них появился пугающий бледноватый отблеск. Она метнула взгляд в сторону Фареля и заметила, что он смотрит на своего ученика с возрастающим страхом. Кованый нахмурился. Казалось, он был потрясен.
– Ты изменился, проказник… – сказал он слегка дрожащим голосом.
Внезапно его самоуверенность пропала, он стал держаться осторожнее. В ответ желобки на лезвии фениксийца засверкали необычайно мрачным светом, заставившим отхлынуть сияние, исходящее от учителя Фареля.
Без доспехов и даже без какой-либо одежды, Януэль с холодной решимостью пошел на харонца. Желчь явилась для него замковым камнем свода, опорой, которой ему не хватало с тех самых пор, когда он покинул свою мать в фургончике, охваченном огнем. Желчь стала невидимой связующей нитью, согласовавшей между собою все влияния, которые питали его с детства по сегодняшний день. Каждая схватка с врагом, каждый определенный миг жизни, когда им могли управлять ярость, гнев и ненависть, нанизывались, подобно жемчужинам, на эту черную ледяную нить, бежавшую по его венам.
Соединенный любовью с Шендой, он познал свое тело, и ему удалось некоторым образом избавиться от комплексов. Он приказал живущему в его сердце Фениксу – просто подумав об этом – окружить его тело и соткать на его коже огненные доспехи, которые защитили бы его и прибавили силы его ударам.
Когда первые искры огня воспламенили грудь фениксийца, губа харонца приподнялась, обнажив звериный оскал. Он увидел, как вокруг тела Януэля завиваются языки пламени и образуют горящие петли кольчуги.
Он излучал такой яркий свет, что Шенда отпрянула, защитив рукой глаза. Фарель в это время стоял на коленях и шептал молитву побледневшими губами. Пламя уже одело фениксийца от шеи до ступней. Видимым оставалось только его лицо.
Он сделал шаг к харонцу, не поднимая меча. Давние уроки наставников прокладывали себе каналы в его мозгу и, подхваченные потоком Желчи, постепенно координировали движения всех его членов. Кованый пошире расставил ноги. Он не намерен был ни уклоняться от этого боя, ни бежать, ни тем более клянчить помощи у Арнхема.
Его глаза, однако, старались не упустить за серой пеленой дождя какого-нибудь знака от сообщников. Их по-прежнему не было видно, что, впрочем, и соответствовало полученному приказу. Ругнувшись, он решился напасть раньше, чем этот окаянный мальчишка вздумает еще как-нибудь натравить на него своего Феникса.
Он встряхнулся и ринулся на него.
Его дубина одним движением задела по пути два кресла, снеся верхушки их спинок. Град режущих осколков коралла предшествовал его удару и заставил фениксийца прикрыть лицо как раз в тот миг, когда дубина начала неминуемый размах.
Януэль не смог ни отразить, ни даже сколько-нибудь отклонить удар, нанесенный с неистовой и неудержимой силой. Исход подобной атаки в обычное время мог быть лишь фатальным, но сейчас Феникс избавил своего хозяина от верной смерти. Оторванный толчком от пола, фениксиец полетел на ограду и ударился о нее. С пресекшимся дыханием он изо всех сил старался оттолкнуть заливающую его глаза красную пелену и подняться раньше, чем Кованый возобновит свою атаку.
Шенда хотела броситься к нему на помощь, но он остановил ее движением руки и медленно распрямился под взглядом харонца, который вновь обретал уверенность в себе. Тупая боль пульсировала в месте удара. Пошатываясь, Януэль вернулся на площадку с медным колоколом посредине и, подняв меч, встал в позицию боевой готовности.
Какое-то время они двигались по кругу и сделали несколько пробных выпадов. Януэль не позволял себе обманываться внешним видом Кованого. Его грузность была чем-то вроде наживки, да и невидимая поддержка Темной Тропы обеспечивала ему свободу в движениях.
Зато время работало на Януэля. Желчь сладострастно отдавалась воле своего владельца, позволяя направлять себя по его венам туда, где могли бы слиться силы Разящего Духа и Хранителя. Дубина и меч уже скрестились в нескольких повторных атаках, но оба противника искали брешь в защите. Гнилостные испарения сгущались в воздухе, и Фарель, закрыв глаза, продолжал выводить монотонным голосом свои странные литании. Шенда, не зная, на что решиться, оставалась в стороне.
Когда ночная полутьма отступила перед первыми проблесками дня, Кованый усмотрел в этом сигнал и, теряя выдержку, пошел на грубый и бесповоротный штурм.
Помогая себе плечами, он скоординировал свою атаку таким образом, чтобы нанести два удара слева, затем справа – без перерыва. В потоке искр меч Сапфира отклонил первый удар, отчего второй оказался менее точным. Фениксиец успел нагнуться, чтобы избежать его, и восстановил равновесие, отступив на один локоть. Тотчас оба противника, разъяренные, сошлись врукопашную. Кровь застыла в жилах драконийки, завороженной свирепостью и совершенством боя, который разворачивался у нее на глазах. Ни один из двоих не желал прервать схватку, и удары сыпались один за другим с ошеломляющей скоростью.
И все же самоуверенность Кованого таяла на глазах. Исходя из опыта, он знал, что человек Миропотока всегда устает быстрее, чем харонцы. Однако фениксиец не выказывал никаких признаков слабости и безошибочно проводил свои атаки. Кованый, на против, чувствовал, что его силы идут на убыль.
