Однако новый Посланник Экумены по имени Далзул, прибывший в прошлом году с планеты Хейн, все чаще беседовал с Отцами-основателями. Они даже допустили его в Святилище. Лицо Далзула смотрело отовсюду — с экранов неовизоров, со стен домов, на которых светилась голографическая реклама, с сайтов в Интернете, со страниц журнала «Меч господень». Вдруг заговорили о том, что главнокомандующий Святым Воинством вроде бы вовсе и не получал никакого от Отцов-основателей приказа стереть с лица земли Библиотеку в Вашингтоне. Это была просто ошибка, но не самого главнокомандующего — Отцы-основатели не совершают подобных ошибок! — а пилотов, проявивших чрезмерное религиозное рвение и в какой-то момент ставших неуправляемыми. И вот из Святилища донеслась весть о том, что Отцы-основатели приняли решение: виновные должны быть наказаны. Пилотов вывели на площадь и перед строем, в присутствии многочисленной толпы, под стрекот кинокамер публично лишили воинского звания, оружия и белоснежной летной формы. А потом они, простоволосые, покрытые позором, еще долго стояли передо всеми, пока их не увели — на перевоспитание.
Все это, разумеется, было в Интернете; впрочем, Сати видела все в прямом эфире: отец давно уже отключил их неовизор от Всемирной Сети, потому что там тоже почти на всех сайтах были разнообразные комментарии «Слова божьего» да речи этого нового Посланника Экумены, Далзула. Собственно, Далзул тоже оказался землянином, он здесь родился, «на божьей земле», как говорили Отцы-основатели. И они еще говорили, что Далзул понимает землян так, как ни один инопланетянин никогда понять не смог бы. С другой стороны, Посланник, «человек со звезд», специально прибыл на Землю, дабы «припасть к стопам» Отцов-основателей и обсудить с ними мирные инициативы как Святого Воинства, так и Экумены.
— Красивый парень, — заметила мать, внимательно глядя на экран неовизора. — Он кто? Белый?
— Даже чересчур, — вздохнул отец.
— А откуда он родом?
Этого не знал никто. Исландия, Ирландия, Сибирь — у каждого имелась своя история. Некогда Далзул улетел учиться на Хейн — с этим фактом были согласны все — и очень быстро получил квалификацию Наблюдателя, затем — Мобиля, а затем был отослан назад, на Землю, на Терру, как называли ее в Экумене, и стал первым землянином, занявшим высокий пост Посланника.
— Он ведь покинул Землю больше ста лет назад, — сказала мать. — Еще до того, как юнисты захватили власть в Восточной Азии и Европе. В годы его юности они еще и с силами-то как следует не собрались; даже Западная Азия им тогда не подчинялась. Теперь ему, наверное, Земля совсем чужой кажется.
«Счастливый! — думала Сати. — Ах, какой он счастливый человек! Успел вовремя уехать отсюда, учился на далекой планете Be в системе Хейна, побывал в таких мирах, где отнюдь не самое главное место в жизни занимают бог и ненависть к неверящим в этого бога, где у людей за плечами миллионнолетняя история, где все способны понять почти все на свете!..»
В тот же вечер она сказала матери и отцу, что хочет поступить на подготовительные курсы и попытаться сдать экзамены в Экуменический колледж. Она сообщила им об этом с некоторой опаской и обнаружила, что они этим известием не только ничуть не напуганы, но даже и почти не удивлены.
— По-моему, сейчас самое время сбежать из нашего распрекрасного мира, да подальше, —промолвила мать.
Родители восприняли намерения Сати так спокойно и доброжелательно, что она даже подумала: «Неужели они не понимают? Ведь если я получу соответствующую квалификацию и меня пошлют на другую планету, мы с ними больше никогда не увидимся! Пятьдесят лет, сто, много столетий — и бесконечные путешествия в космосе. Неужели им все равно?» И лишь позднее, уже вечером, глядя на отцовский профиль — отец сидел за столом, — на его полные губы, нос с горбинкой, седеющие волосы, суровое и одновременно тонкое, одухотворенное лицо, она осознала до конца: но ведь и она, если ее пошлют на другую, далекую планету, тоже никогда их больше не увидит! Значит, они думали о такой возможности задолго до того, как мысль об этом пришла в голову ей самой. Краткая совместная жизнь и долгая разлука — вот и все, что у них (и у нее!) было в жизни. И эту краткую совместную жизнь они очень неплохо сумели прожить.
— Поешь, тетушка, — сказала мать, но тетушка только погладила свой кусочек «нана», как она называла хлеб, тоненькими, точно усики муравья, пальчиками, но даже к губам не поднесла.
— Нельзя испечь хороший хлеб из такой плохой муки, — сказала она, словно оправдывая неведомого пекаря.
— Тебя просто испортила жизнь в деревне, — шутливо заметила мать. — Это самый лучший хлеб, какой только можно достать в Канаде: рубленая солома высшего качества с небольшой примесью сухого гипса.
— Да, жизнь в деревне меня сильно испортила, — подтвердила тетушка, улыбаясь, словно издалека — из своей далекой, неведомой страны.
* * *
Лозунги более раннего периода были высечены в камне прямо на фасадах домов: «ВПЕРЕД В БУДУЩЕЕ! ПРОИЗВОДИТЕЛИ-ПОТРЕБИТЕЛИ ПЛАНЕТЫ АКА, ВСЕ ВЫ — УЧАСТНИКИ МАРША К ЗВЕЗДАМ!» Новые лозунги смотрели со странноватых электронных дисплеев, помещенных на стены зданий: «РЕАКЦИОННЫЕ МЫСЛИ — НЫНЕ ВРАГ ПОБЕЖДЕННЫЙ». Когда какой-нибудь дисплей выходил из строя, слова на стене становились загадочными, напоминая старинную криптограмму: «…ОН…..НЕ ..АГ…». Иные лозунги возникали буквально в воздухе с помощью новейшей голографической технологии, и над любой улицей можно было прочесть: «ЧИСТАЯ НАУКА УНИЧТОЖАЕТ КОРРУПЦИЮ. СТРЕМИТЕСЬ ВПЕРЕД И ВВЕРХ, К ЗВЕЗДАМ!» Вместе с лозунгами над улицами нависала и музыка, очень ритмичная, шумная, словно в воздухе столпилось множество людей. «Все выше и выше, к звездам!» — пронзительно вопил невидимый хор, внушая эту мысль застывшему на перекрестке транспорту, вместе с которым в роботакси («роботаке», как их здесь все называли) застряла и Сати. Она даже включила радио, чтобы как-то заглушить эти кошмарные вопли. «Суеверия — вот поистине зловонный труп, — тут же сообщил ей радиоприемник приятным и звучным мужским голосом. — Суеверия опустошают юные души. На каждого взрослого жителя планеты, а также на учащихся школ возложена обязанность незамедлительно сообщать о попытках внедрять в умы молодого поколения любые реакционные идеи; особо рекомендуется привлекать внимание властей к поведению тех учителей, которые питают склонность к подобным идеям или же привносят в свои уроки элементы иррационального мышления и всяческих суеверий. В свете Чистой Науки, как известно, именно горячее стремление всех людей к сотрудничеству на благо…» Сати уменьшила звук до предела, и тут же сквозь стекла в машину прорвался проклятый хор: «К звездам! К звездам!» Роботак дернулся и чуть продвинулся вперед — не более чем на половину собственной длины. Еще два-три рывка — и они, возможно, прорвутся наконец сквозь эту чудовищную пробку на перекрестке!
Сати пошарила в кармане куртки, надеясь выудить оттуда упаковку акаджеста, но, видно, успела за день проглотить все таблетки до одной. Ныл желудок. Еда здесь была отвратительная, да и питалась она из рук вон плохо, и, надо сказать, уже довольно давно. В основном какой-то готовой консервированной дрянью, напичканной белками, вкусовыми добавками, стимуляторами, улучшающими работу мозга; чтобы переварить это, приходилось постоянно принимать пилюли «акаджест». А тут еще вечные дурацкие пробки на улицах, потому что аканские машины местной — отвратительной! — сборки постоянно ломаются, и вечный кошмарный шум, и вечные дурацкие призывы, и вечная дурацкая музыка, под которую эти кретины с наслаждением танцуют свой дурацкий «хайп» и уже «дохайповались» до того, что неизбежно совершают буквально все ошибки, когда-либо совершавшиеся всеми прочими народами во Вселенной, пошедшими по пути стремительного развития технологий… Нет, все не так! Все не правильно! Она снова ошибается!
