— И что с ними случилось? — спросила Сати.
— Их арестовали вскоре после того, как я переехал к отцу. В течение года их содержали в тюрьме. В городе Тамбе. — Он долго молчал. — Затем большую группу мазов, которые являлись вожаками упорствующих реакционеров, доставили в Довза-сити, чтобы публично и по справедливости судить их. Те, кто во время суда отказался от своих нелепых убеждений, получили право на реабилитацию — в трудовых лагерях и на фермах, принадлежавших Корпорации. — Голос Яры стал совершенно бесцветным. — А тех, что отречься не пожелал, казнили. Таково было единодушное решение производителей-потребителей нашего государства.
— Их расстреляли?
— Нет. Их доставили на Площадь Правосудия… — Он поперхнулся и умолк.
Сати помнила это место: большая, залитая асфальтом площадь, окруженная четырьмя высокими тяжеловесными зданиями, в которых разместился Центральный суд планеты Ака. Здесь часто образовывались пробки из-за обилия транспорта и вечно спешащих пешеходов.
Яра снова заговорил, по-прежнему глядя прямо перед собой; казалось, перед его глазами проплывают картины страшного прошлого:
— Они стояли посреди площади; это небольшое пространство было отгорожено канатом от собравшейся толпы. И еще там было много полицейских, которые охраняли мазов и не давали толпе разорвать их, ведь люди стекались на площадь со всех сторон, желая посмотреть, как будет вершиться истинная справедливость. И все улицы, примыкавшие к площади, тоже были запружены народом. Отец провел меня в здание Верховного Суда, чтобы я все видел. Мы поднялись на один из верхних этажей, и он поставил меня на подоконник перед собой. Видно мне было очень хорошо. Еще на площади лежали огромные груды камней — эти камни специально привезли туда: они были из разрушенных стен умиязу. Я, правда, сперва не понял, для чего там сложены эти камни… Но через некоторое время полицейские дали какой-то сигнал, и толпа рванулась туда, где стояли преступники. И все стали бросать в них те камни. Руки людей то поднимались, то опускались… Собственно, суд постановил побить преступников камнями, но не до смерти, а просто в наказание. Но на площади было слишком много народу. Страшная давка. Сотни полицейских ничего не могли сделать. И люди все швыряли и швыряли камни… Это продолжалось очень долго. Их лица превратились в кровавое месиво…
— И вы должны были смотреть?
— Мой отец хотел, чтобы я понял, как сильно они заблуждались.
Голос его почти не дрожал, но побелевшие костяшки пальцев на руке и непроизвольно кривившийся рот выдавали сильнейшее душевное волнение. Ему так и не удалось отойти от того окна, выходившего прямо на Площадь Правосудия. Ему и сейчас было двенадцать лет, и он по-прежнему стоял у этого окна. И останется там до конца дней своих…
Итак, отец доказал ему, что воспитавшие его дед и бабушка глубоко заблуждались. Понял ли он это? Мог ли не понять?
Оба опять надолго погрузились в молчание.
Нужно похоронить боль так глубоко в душе, чтобы никогда не пришлось испытать ее снова. Похоронить, завалить ее сверху чем угодно. Постараться быть хорошим сыном. Хорошей дочерью. Ходить прямо по могилам и никогда не смотреть под ноги. «Держись подальше от пса, что с людьми дружит…» Но там даже и могилы не было! Превращенные в кровавое месиво лица близких людей, расколотые черепа, седые волосы в запекшейся крови посреди Площади Правосудия…
Куски костей, зубные пломбы, ставшие прахом тела, вонь.., тревожный запах гари… Так после страшного пожара пахнут развалины догорающего дома, когда на них случайно прольется дождь…
— Значит, после этого вы жили в Довза-сити… А потом поступили на работу в одно из учреждений Корпорации. В Социокультурное Управление, верно?
— Да. Отец нанял для меня репетиторов, чтобы я смог догнать своих сверстников. И чтобы исправить полученное мной… образование. На выпускных экзаменах я получил довольно высокие оценки.
— Вы женаты, Яра?
— Был женат. Целых два года.
— Детей нет?
Он покачал головой.
И продолжал смотреть прямо перед собой. Так и застыв, даже ни разу не пошевелился. Его больное колено было заботливо обмотано спальным мешком — это сделала Тобадан, желая иммобилизовать сустав, согреть его и несколько уменьшить боль. Та книжка по-прежнему лежала у него под рукой: ДРАГОЦЕННЫЕ ПЛОДЫ С ДЕРЕВА ПОЗНАНИЙ.
Сати чуть наклонилась вперед. Чтобы немного расслабить одеревеневшие от напряжения мышцы, и, снова выпрямившись, заговорила:
— Знаете, Яра, Маз Гоири просила меня побольше рассказать вам о моей родной планете. Возможно, вам удастся меня понять, потому что моя жизнь в чем-то весьма похожа на вашу… Я уже кое-что рассказала вам о юнистах. Когда они захватили власть в нашей части страны, то стали проводить то, что у них называлось «чистками». Жить даже в деревне становилось все опаснее. Люди уговаривали нас спрятать свои книги или даже просто выбросить их в реку. Дядя Харри тогда уже был очень болен; он умирал. Он понимал это и говорил, что его сердце слишком устало от долгой жизни. И он велел тете избавиться от книг, но она не захотела. Он так среди книг и умер; они всегда были рядом с ним.
А вскоре после этого моим родителям удалось вывезти нас с тетей из Индии в другую страну. В другое полушарие, на другой континент, в одну северную страну, где правительство не было настолько религиозным. В мире еще существовало несколько крупных городов, где религиозные фанатики не сумели полностью захватить власть, потому что там имелись экуменические культурные центры и школы, в которых преподавание велось по хейнской системе. Экумену юнисты просто ненавидели; их заветной мечтой было выдворить с Терры всех инопланетян, однако они боялись открыто проявлять свою ненависть, зато всячески поддерживали фанатиков-террористов, когда те совершали набеги на экуменические поселения, уничтожали ансибли и прочее имущество, принадлежавшее «иноземным демонам».
Сати воспользовалась английским словом demon, поскольку в языке довзан подобного слова не было. Потом минутку помолчала — вполне сознательно, стараясь дышать поглубже, чтобы успокоиться. Яра сидел молча и слушал чрезвычайно внимательно.
— Итак, я закончила в этом городе школу и поступила в экуменический колледж, мечтая работать на других планетах. Примерно тогда же на Терре появился новый Мобиль, новый Посланник Экумены; его звали Далзул. Оказалось, что родом он с Терры и просто долгое время учился на Хейне. И этот человек довольно быстро вошел в доверие к Отцам-основателям. Юнисты стали передавать ему все больше и больше полномочий, охотно подчинялись его приказам и говорили, что он ангел, то есть посланец божий. Некоторые даже утверждали, что именно Далзул спасет человечество и приведет его лучших сынов и дочерей к богу. А потом началось .. — Она не сумела подыскать подходящее аканское слово для понятия «преклонение». — Они падали перед ним ниц и восхваляли его на все лады; они молили его быть к ним милосердным; они исполняли любые его указания, ибо считали, что его устами говорит сам господь бог. Такова была их теория «праведных деяний». А многие начали даже думать, что он и есть бог… В общем, Далзулу за какой-то год удалось заставить юнистов, по сути дела, самих себя разоружить. Так сказать, именем господа.
