— Ты мне льстишь, — Браннок был доволен. — Вот уж не ожидал.
— И я не ожидал, что найду такого союзника, — сказал Бедир.
Браннок закашлялся, как подумалось Кедрину, смутившись больше обычного. Затем бродяга сказал:
— Я стану твоим слепнем, если до такого дойдет, Бедир Кайтин. И буду жалить, пока меня не прихлопнут. Или пока мы не победим.
Бедир тихо рассмеялся, изучая лицо разбойника. И явно нашел там то, что искал, ибо протянул руку, и Браннок пожал ее, что скрепило их взаимопонимание без дальнейших слов. Затем они стали устраиваться, чтобы поспать. Кедрин тоже закрыл глаза, думая о том, что утром впервые увидит Белтреван.
Ему выпало караулить в последнюю смену, и юношу разбудили, когда солнце еще висело в нижней части неба у западного горизонта, заливая неистовым сиянием очертания гор. Восточный горизонт был уже темен. Не желая показывать, что испытывает что-то вроде детского нетерпения, он поспешил на свой пост, желая краешком глаза разглядеть новые земли, прежде чем ночь поглотит угасающий день. Кедрин натянул лук и прошел меж сосен к дальнему краю плоскогорья, на котором они остановились. Осторожность не позволяла ему высовываться за деревья, но и отсюда был хорошо виден край страны лесов.
Деревья, среди которых он стоял, кончались у длинного широкого склона, золотого в лучах солнца, где более ничто не росло. Затем внезапно, точно там проходила какая-то черта, лес начинался вновь. Кедрин разинул рот, таращась вниз и наискось в ту сторону. Ничего нет, одни деревья. Море деревьев, являющих больше оттенков зеленого, нежели он встречал доселе. Это море разливалось на все три стороны, куда достигал глаз, расплываясь и теряясь в темноте у пределов зрения, карабкаясь по склонам до самых вершин хребтов и скатываясь по их дальней стороне. Казалось, деревья заполонили мир, шелест листвы поражал не меньше, чем шум Идре, а число их было куда большим, чем он мог бы представить. Он словно стоял на прибрежной скале, обозревая море, о котором читал в книгах, но лишь впервые видел теперь: море сосен и дубов, буков и берез. У юноши от удивления расширились глаза, он вмиг забыл о бдительности, настолько поразил его самый вид Белтревана. Сколько дикарей может жить в этой диковинной чаще? Возможно ли отыскать кого-то из них в таких огромных бескрайних дебрях?
Он вздрогнул, когда ухо уловило слабый звук. До отказа натянув лук, Кедрин развернулся в ту сторону и отпрянул за дерево, кладя на тетиву острую стрелу.
— Друг!
Он отпустил тетиву, узнав голос Браннока. Впервые он видел, как сливается с изменчивыми тенями пестрая куртка разбойника. Браннок, улыбаясь, вышел вперед.
— Что, впервые видишь Белтреван?
Кедрин кивнул, не зная, что сказать, и не понимая, с чего это разбойник с ним заговорил.
— Прекрасное дикое место, — в голосе Браннока прозвучала нежность, почти тоска. — Хорошее место для охоты.
— Ты думаешь, наша охота удастся? — Кедрин сдержанно кашлянул, опасаясь, что от возбуждения может повысить голос, и стараясь подражать непринужденному тону разбойника.
— Возможно, — Браннок улыбался ему, взирая на лесные просторы почти со страстью владельца. — Смотря кто будет охотником! — Кедрин нахмурился, а Браннок продолжал: — Завтра или послезавтра мы покинем остальных. Тебе известна наша цель, но известно ли, какова опасность?
— Я не боюсь.
— Я этого и не думал. Подумай я такое, то просто не позволил бы тебе идти с нами, — он поднял руку, не давая юноше возразить. — Здесь вопрос не о присвоении за мной прерогатив твоего отца, а о выживании. Это твое первое мужское испытание, верно? — он улыбнулся, когда Кедрин кивнул. — Возможно, все окажется иначе, чем ты себе представляешь. Без громкой славы. Если подозрения твоего отца верны, то наш поход, в сущности, сведется к тому, чтобы таиться и бегать, и нам больше пригодится осторожность, нежели клинки и стрелы. Ты к такому готов?
— Я готов исполнять мой долг, — твердо ответил Кедрин. — Буду делать, что прикажут.
— Что я прикажу? — спросил разбойника.
— Так указал нам Владыка Бедир, — подтвердил Кедрин.
— Твой отец согласен, что я распоряжаюсь в лесу, ибо я знаю Белтреван, — медленно сказал Браннок с невозмутимым лицом. — Это значит, что он разумный человек, а в Белтреване дольше проживет тот, кто выказывает больше разума, чем отваги. Отвага — это добродетель, которую слишком часто путают с безрассудством.
Такие слова вполне могли исходить от Тепшена Лала, который частенько наставлял его в подобном роде. Кедрин кивком выразил согласие.
— Ты должен вести себя, как разбойник, а не как герой, — с такой же мягкостью продолжал Браннок. — Делай все, как тебе скажут. Ни больше, но и ни меньше. Если случится беда, ты должен вернуться в Высокую Крепость. Понятно?
— А если ты погибнешь? — медленно спросил Кедрин.
— Я или твой отец, или кьо, — кивнул Браннок. — Любой из нас. В бою или нет, не вздумай играть в героя. Беги. Ты понял?
— Ты так приказываешь? — спросил принц.
Браннок помедлил, глядя на юношу в упор. Затем сказал:
— Прошу.
Кедрин ответил таким же твердым взглядом.
— Согласен.
— Хорошо, — щедрая улыбка выплеснулась на выдубленное лицо. — А сейчас седлай коня. Мы едем в Белтреван.
Испытывая странный подъем после одобрения Браннока, Кедрин последовал за ним на лужайку, где их отряд уже готовился к дороге. Он, как положено, оседлал коня и наскоро перекусил, пока над горизонтом держались последние отсветы дня. Почти все вокруг уже окутала тьма. С темнотой появился ветер, он дул с севера и принес запах сосен; блуждающий, свежий, тонкими иголочками прохлады игравший на лице Кедрина, когда он поставил ногу в стремя и резво запрыгнул в седло.
Браннок ехал первым. Они оставили плоскогорье, двигаясь не по прямой от места, где вступили на него, а резко свернув в сторону и проехав низом, ближе к западной кромке. Затем отряд спустился вниз по крутому склону, где вилась узкая тропа, так что между всадниками и дальнейшим спуском все время оставался лес. Осторожность сказывалась в их действиях до ничтожнейших мелочей: случайному наблюдателю трудно было бы заметить их движение.
Внизу Браннок опять повернул отряд на восток, припустив легкой рысью по неглубокой долинке, затем они резко взяли к северу, вскарабкались по склону и спустились на другую его сторону. Двигаясь наискось по спуску, колонна всадников сливалась с тенью, пока не очутилась на хребте, где ее легко было бы заметить. Все ехали в молчании, извилистая тропа заводила их глубже и глубже в лес. Копыта почти не стучали, а тот ничтожный шум, который возникал, терялся в ночном шуршании листвы. Где-то в чаще ухали совы, дважды Кедрин услыхал вопль охотящейся кошки, но ничто не указывало, что кто-то заподозрил их присутствие.
Они ехали медленно, Браннок тщательно выбирал дорогу через лес, отказываясь от хоженых тропинок в пользу менее заметных. Густой подлесок вынуждал всадников двигаться почти со скоростью пешехода. Происходящее походило на сон, хотя Кедрин и не ведал, чей. Голова его постоянно двигалась из стороны в сторону, он машинально пытался проникнуть взглядом сквозь черноту, казавшуюся твердой стеной, ощущая все движения своего коня, но едва ли осознавая, что они куда-то перемещаются. Сколько бы они ни ехали, казалось, что отряд не двигался с места; лес вокруг оставался неизменно густым и зловеще темным.
