— Не расспрашивай меня, — предостерег Борс. Сулья вытаращилась на него, окинула сверху донизу нагое тело, затем улыбнулась:
— Как тебе угодно, воин.
И без дальнейших задержек взяла у него полотно и погрузила в нагретую воду. Затем начала соскребать с его тела засохшие мочу и пот. Борс начал улыбаться, когда ее рука прошлась по его бедрам. Как просто управиться с женщиной, если бы он так управлялся со своей жизнью. Он почувствовал, как растет от этих движений желание немедленно взять Сулью, но переборол его, зная, что времени недостаточно. Сулья, в свою очередь, принялась дразнить его, искусно пользуясь полотном и бормоча во время работы:
— Что ты делал? Какое задание дал тебе Посланец?
— Не могу сказать, — вздохнул он, подумав, что она допрашивает его куда искусней, чем Нилок Яррум, и не проговориться здесь куда труднее. — Я поклялся хранить тайну.
— Я твоя жена, — она подняла взгляд. Светлые волосы мазнули его по бедрам, прикосновение ее рук было нежным. — Ведь ты можешь мне это сказать?
— Душой моей клянусь, не могу, — простонал он. — Мне это запретил сам Посланец.
Сулья надула губы и отвернулась, прополаскивая полотно. Когда она прикоснулась к его телу чистой тканью, ткань была теплой, и сопротивление, как и сам Борс, ожесточилось.
— Говорят, тебя вызывал хеф-Улан.
— Да, — он вдохнул через рот. — Вызывал.
— Говорят, он был рассержен.
— Да, — простонал Борс, — было.
— И говорят, оттого, что он тебе угрожал, Тоз извел его жеребца.
— Да! — И это все, что смог сказать Борс. Сулья, улыбаясь, стала омывать его дальше.
— Того, которого ты брал.
Борс чуть не проговорился, что сделал это по приказу Тоза, но уловил восхищение в ее голосе и сказал:
— Да. Брал.
— Никто другой не посмел бы, — прошептала сна, начав его вытирать.
— Я человек Посланца, — напомнил он ей с гордостью в голосе. Сулья кивнула. В ее голосе появилась осторожность, когда она добавила:
— Нилок Яррум убил бы любого другого, кто посмел бы взять его коня.
Теперь Борс вытянулся, довольный, и ответил:
— Он не посмел бы убить меня, ибо мне покровительствует Посланец. Он угрожал, но впустую.
— И поэтому, — невинно спросила она, — у тебя мокрые штаны?
Борс лягнул ее, но она ловко увернулась и сказала со смехом:
— Лучше быть в моче, чем в крови, воин.
Борс рассмеялся вместе с ней, заключив ее в объятия, ощутив волну облегчения по всему телу. Зарыв лицо в ее волосы, он прогудел:
— Крови прольется достаточно, кода мы дойдем до Королевств. Тогда у меня будет много костей на колья для шатра. А у тебя шелка. Духи. Притирания. Я увешаю тебя золотом, и мы заживем, как Уланы.
— Только если Орда не уйдет без нас, — заметила она по-женски трезво. — А все шатры уже убраны.
Борс крякнул и выпустил ее, подождал, пока она достанет свежую смену одежды из небольшого деревянного резного сундучка, содержавшего почти все его пожитки. Он оделся, поудобнее закрепил меч за спиной, а затем вышел наружу и свистнул собак. У него их теперь было четыре. Большие могучие псы, подарок одного дротта, который желал задобрить воина, столь близкого к посланцу. Сулья принесла упряжь, и Борс пинками призывая к повиновению щелкающих зубами тварей, предоставил жене разбирать шатер и грузиться. Сам он между тем пошел седлать коня.
После скачки на жеребце Нилока он спокойнее чувствовал себя среди этих крупных копытных и справился куда быстрее и точнее, чем прежде. Выведя из загона небольшую косматую кобылку, он высоко поднял голову, ловя завистливые взгляды менее удачливых собратьев. Увидал, как опал шебанг Нилока Яррума, и задался вопросом, а на каком из своих коней поскачет хеф-Улан, лишившись любимого жеребца. Но Борс не стал тратить времени на выяснение этого вопроса, ибо не имел желания напоминать предводителю Орды о своей причастности к гибели животного. Тоз могуч, но Борса все-таки настораживал мрачный и непредсказуемый нрав Нилока.
Когда он вернулся, Сулья расстелила кожаные покровы поверх жердей. Он привязал волокушу к седлу своей кобылки, доверив погрузку жене, а сам между тем стал поправлять разные вещи на сооружении, которое потащат собаки. Сулья вполне справедливо остерегалась собак, которым мало радости доставляло это постыдное занятие и которые выражали неудовольствие, щелкая зубами и сердито рыча.
Борс заметил, что пока они возились, Тоз стоял молча и следил, как снимают и укладывают его шебанг. Маг и пальцем не шевельнул, чтобы помочь людям, и не давал им указаний. Казалась, он вновь ушел в свои мысли, а может быть, даже разговаривал с неким тайным духом. Очевидно, вся окружающая его возня была лишь необходимым шагом к конечной цели.
Сулья придержала стремя, когда муж садился на кобылу. Он увидел, как Посланец удобно располагается на груде мехов, покрывающих деревянную волокушу, в оглобли которой был впряжен прекрасный полногрудый мерин. Колдуну, похоже, не требовалось возницы, его конь был покорен молчаливому седоку.
Затем посреди Становища Дьюан поднял и поднес к губам трубу из рога дикого быка. Он прогудел во весь дух один раз, призыв этот подхватили горны Кэрока, Ята, Вистрала и Гримарда, и Орда тронулась в путь.
Нилок Яррум возглавлял поход, сидя на серой кобыле, его гехрим россыпью двигался за спиной Улана. Далее следовал Тоз. Сразу же за магом, счастливые от того, что находятся так близко к голове шествия и поэтому избавлены от пыли и вони, окутывающей всех остальных, двигались Борс и Сулья, а уж за ними — все остальное племя Дротт.
За Дроттом вел свой Кэрок Баландир, за ним следовали Вран с его Ятом и Дариен с Гримардом. Последним двигался Вистрал, возглавляемый Имратом. Шествие растянулось по долине, повторяя все изгибы склона, пока он не стал более пологим, облегчая восхождение.
Наверху Борс обернулся и со своего места оглядел всю огромную Орду. То было не просто скопление шатров, движение свидетельствовало о мощи Великого Союза. Казалось, сама земля сдвинулась с места и хлынула мощным потоком, пренебрегая тяготением и широко разливаясь там, где путь стал легче, а склоны долины больше не сдерживали ее. Поднимаясь по склону, поглощая травы и бросая в дрожь деревья. Все кругом гремело от топота бессчетных ног, гула копыт, скорого шлепанья собачьих лап, песни, подхваченной тысячами голосов, и хвастливых выкриков. Пыль поднялась такой тучей, что померкло солнце, а в вышине, добавляя свои вопли к оглушительному шуму, носились вороны — черные знаки беды на сером полотне.
— Ашар, — пророкотал воин, отчасти взмолившись, отчасти в бурном удивлении от зрелища такой толпы. — Теперь-то нас ничто не сможет остановить.
И почувствовал, как пальцы Сульи цепко схватили его лодыжку. Поглядев на жену, он увидел недоверие на ее лице, когда она оглянулась, покачала головой и повторила за мужем: «Ничто».
