Кордор кивнул и крикнул сержанту проводить их в больницу.
— Известите господина Рикола, что мы здесь, — распорядился Бедир. — Я побеседую с ним после того, как нашей Сестре помогут.
Второго воина направили к Риколу, а прибывшие последовали за сержантом. Краем двора они прошли от жаровни к жаровне, слыша, как с северной стороны со свистом и стуком падают камни.
— Баллисты? — спросил Бедир.
— Да, Владыка, — голос ответившего отдавал усталостью, но он все же улыбался. — Похоже, у них бесконечный запас камней. Еще немного и лесной народ сроет Лозины и обойдет нас.
— Тогда его встретит войско Тамура, — твердо сказал Бедир. — А что в Низкой Крепости?
— Никаких вестей, — провожатый пожал плечами. — От сигнальных вышек нет пользы в этой треклятой ночи.
— Сестра с этим покончит, — уверенно пообещал Бедир. — И тогда будет честный бой.
— Хорошо бы, Владыка. Мне бы только видеть врага. А это… — он указал на окружающую муть. — В самую душу влезает.
Кедрин вздрогнул, услышав подавленность в голосе сержанта, и поглядел на Гранию. Похоже, Сестра спала — глаза ее были закрыты, рот приоткрыт, дыхание слабое. Он испытал мгновенный прилив ужаса при мысли, что она растратила все свои силы на то, чтобы доставить их на север с такой головокружительной скоростью, и теперь более не воспрянет.
— Я еще жива. Не бойся.
Он не был уверен, произнесла она это или ее слова сами возникли в его голове, но ощутил прилив надежды и улыбнулся крохотной женщине, такой легкой на его руках.
— Больница, — объявил теллеман, и Кедрин увидел, что они стоят перед входом.
— Отнеси туда Гранию, — попросил Бедир сына. — Я подожду Рикола. Найдешь нас, когда устроишь ее.
Кедрин кивнул и понес Сестру внутрь. Остановился, увидев постели с ранеными. Сестер, накладывающих лубки, перевязывающих покалеченные конечности, утешающих стонущих от боли мужчин — в том числе и тех, кто остался без руки или ноги. Принц еще ни разу не видел последствий обстрела из орудий, и это ужаснуло его. Быть пораженным обломком камня, который вылетел из тьмы, — это куда хуже, чем получить рану от меча или стрелы, в этом крылось нечто слепое, темное, отрицающее все человеческое. А неспособность отвечать значительно усугубляет положение. Его лицо омрачилось, пока он там стоял, вспоминая, как выглядела больница, когда он увидел ее впервые. Тогда, хотя плечо его и горело от боли, это было светлое место, полное надежды. Теперь оно стало мрачным: всюду, несмотря на факелы, выставленные вдоль стен, пролегли тени, лица Сестер были измучены бесконечной работой, глаза раненых пусты, как будто их не оставляли в покое тени погуще тех, что лежали меж постелями. Тьма, из которой били по ним камни, была полна злых чар Посланца, и камни ранили куда большее, чем просто людскую плоть.
Он увидел приближающуюся Уинетт. Перемена в ней произошла разительная и горестная. Лиловые круги обвели полные забот глаза, щеки запали, оттянутые назад волосы подчеркивали, насколько исхудало лицо. На голубом одеянии подсыхала кровь, плечи поникли, словно под тяжестью чужой боли, которая заострила ее черты. И все же она улыбалась, пусть и совсем слабо.
— Кедрин, кажется, нехорошо было бы сказать, что я рада тебя видеть, — произнесла она.
— Столь плохи дела? — спросил он, собственно, не спрашивая.
— Да, — она кивнула. Нахмурилась, узнав Гранию у него на руках. — Что с ней? Быстрее неси ее сюда.
— Она изнурена от путевых чар, — объяснил принц, следуя за Уинетт вдоль помещения в маленькую келью, где некогда лежал сам.
— Она всегда была такая, — пробормотала Уинетт. — Положи-ка ее сюда, сейчас найду лекарства.
Он бережно положил Гранию на постель и стоял, пока не вернулась Уинетт с подносом, который водрузила на столик. Пока она возилась с бесчувственной Гранией, Кедрин огляделся и едва узнал свою палату. Растения, которые когда-то благоденствовали здесь, теперь увяли и печально свисали из корзинок, единственный фонарь, казалось, давал куда меньше света. Принц поглядел на склоненную голову Уинетт и увидел, что волосы, которые так восхищали его, теперь слиплись, словно давно нуждались в мытье.
— Она поспит, — пообещала целительница, подняв к нему лицо. — Я дала ей снадобье, которого не одолеет даже ее воля. Нам понадобится ее помощь, но для нее сейчас важнее всего сон, иначе ей не выжить. Скажи это отцу, и если понадобится, скажи, что я запрещаю ее беспокоить, пока она не проснется.
— Ладно, — ответил он. — А ты… Как у тебя? Уинетт улыбнулась, убирая назад выбившуюся прядь.
— Устала, но не больше других. Наши раненые — это еще пустяки. Главное — наваждение, ибо оно повергает души в отчаяние, с которым трудно бороться.
— В городке нам сказали, что у тебя есть средство.
— Его все меньше и меньше, а то, чем мы располагаем, раздается воинам на стенах. Они не могут видеть врага, только слышат свист камней, а наваждение невероятно сильно. Мы все вместе молимся Госпоже, это немного помогает, но мы целительницы, а не заклинатели.
— Грания сказала, что сможет прогнать морок, — пробормотал он, глядя на спящую.
— Безусловно, — подтвердила Уинетт. — В этом у меня сомнений нет. У нее великий дар, но даже силе Грании есть пределы, и она ближе к ним, чем призналась бы.
— Ты ее знаешь? — спросил принц.
— Конечно. Я была однажды в Андуреле. — Уинетт обратила нежный взгляд на маленькую пожилую Сестру и, наклонившись, поправила покрывало на ее неподвижном теле. — Именно Грания помогла мне обрести призвание. Она раньше меня самой увидела, кто я есть, и я многому научилась как раз у нее. — Женщина негромко рассмеялась, и за измученным лицом он вновь увидел ее не утраченную красоту. — Мою мать это несколько раздосадовало: она предпочла бы устроить дочери выгодный брак, а не отпускать меня служить в Эстреван. Но Грания победила ее при поддержке моего отца.
— Кто знает, обернись иначе, ты была бы теперь в безопасности, — заметил он.
— Возможно, — Уинетт пожала плечами. — Хотя, если Орда прорвется, даже Белый Дворец не укроет нас.
— Дворец? — Внезапно Кедрин осознал сходство, которого не замечал раньше. — Так ты принадлежишь к Высокой Крови?
— Моей матерью была королева Валария, — сказала Уинетт. — А мой отец — король Дарр.
У Кедрина распахнулся рот, и Уинетт рассмеялась.
— Значит, Эшривель — твоя сестра.
— Да. Ты ее видел?
— Недолго. — Теперь-то он видел, насколько обе девушки похожи, и поразился, как же не заметил этого раньше. — Она красива. Вы обе очень милы.
— Спасибо, — Уинетт насмешливо присела. — Хотя сейчас я себя такой не чувствую. — Она здорова? А отец?
— Да, — Кедрин кивнул. — Но разве ты не знаешь?
— Мы совершенно не общаемся, — пробормотала Уинетт и покачала головой. — Я отринула все, когда направилась по пути Госпожи.
