— Мы знаем, — с неожиданной задушевностью сказала
вдруг дворничиха и положила на щуплое плечико Питирима свою тяжелую
ладонь, — мы знаем, что вам не хватает для завершения опытов лишь
нескольких граммов смолы «гумчванс». Научная общественность всего мира ждет,
больше того, все человечество ждет, а особенно — развивающиеся страны.
— Да кто вы такой, Ксантина Ананьевна? — с явным
испугом спросил Кукк-Ушкин. Он совсем потерял инициативу и сидел съежившись под
тяжелой рукой.
Обнажившиеся в улыбке зубы дворничихи были похожи на клавиши
аккордеона.
— Любезнейший, милейший, гениальнейший товарищ
Кукк-Ушкин, один грамм смолы «гумчванс» на мировом рынке стоит пятьсот
долларов. Известный филантроп Адольфус Селестина Сиракузерс предлагает вам пять
тысяч.
— Я всегда просил за этот предмет три миллиона, —
слабо пискнул Питирим.
— Пять тысяч долларов — это как раз и есть три
миллиона, три миллиона песет той страны, откуда прибыл филантроп.
— А-а, тогда другое дело, — несколько приободрился
Кукк-Ушкин. — Три миллиона — это три миллиона.
— Больше того, — надавила Ксантина
Ананьевна, — мы гарантируем доставку к вам в Ленинград свежевыжатой смолы
прямо из округа Куско. И взамен мы просим лишь старый, никому не нужный
сундучишко. Вы спросите: зачем он вам? Да ни за чем! Просто прихоть
богача-коллекционера. Где-то в Океании прослышал про сундучок из дерева
«сульп», ну и подавай ему его. Гримасы мира чистогана. Питик, такие
дела. — Дворничиха вдруг словно бы вспомнила, что она дворничиха, и
заговорила на дворницком языке: — Да я бы лично, Питирюша, за еттый ящик и
кефирной бутылки не дала. Лови момент, Емеля, пока твоя неделя! Мотри,
старуху-то не забудь! Купишь красненького? Может, ты сумлеваешься, голуба?
Может, полагаешь — я агент? Питирим Филимонович, я простой старуха
дворник, мету улицы, за культуркой слежу, понял? Гостям делаю помощь, ясно?
«Ой, неясно, — подумал Кукк-Ушкин, — ой, темнит
старуха, ой-е-ей…»
Он чувствовал, что теперь уж ему не отвертеться, и новые рандеву
на Исаакиевской его не спасут, нужно принимать решение: либо Онегро будить и
напускать его на непрошеного гостя, либо брать в лапу эти проклятые «пять
тысяч — три миллиона», отдавать реликвию и ждать смолы.
Как вдруг по соседству, в «салоне мысли», произошло событие:
затрубила, завизжала флейтами, закукарекала сигнальная система. Это означало,
что Процесс достиг Фазы и сейчас пойдет Продукт. Сколько уже лет, десятилетий
сигналы эти взвинчивали Питирима. А вдруг сейчас, именно сейчас?
Забыв про все на свете и с легкостью необыкновенной сбросив
с плеча тяжелую длань коммунального работника, Питирим выскочил из
«лаборатории», промчался через «конференцию» в «салон мысли».
Продукт действительно уже шел по стеклянным трубкам на
выход. Скрестив руки на груди, Питирим смотрел, как медленно катятся
темно-зеленые шарики, и думал не без гордости о силе своего интеллекта: эва,
как все продумал и как устроил, сложнейшая конструкция действует безупречно!
Сама синтезирует, анализирует, снова синтезирует, сама же и приглашает на
выход. Без ложной скромности можно сказать: нет пределов человеческому гению!
Явился, стуча коготками и позевывая, пудель Онегро. Этот
никогда не пропустит выхода Продукта. А ведь было время когда чурался, крутил
носом, даже визжал. Теперь всегда когда подходит Фаза, собачий долгожитель тут
как тут — ждет первого, еще не обожженного шарика и облизывается. Быть
может, именно в употреблении Продукта и скрыт секрет мафусаиловского (для
собаки-то!) сорокалетнего возраста?
Питирим Филимонович даже слегка задохнулся от такой
гипотезы. Секрет долголетия? Да ведь из этого же прямиком вытекают памятники,
монументы ему, Питириму Кукк-Ушкину, по всем культурным столицам институты,
площади, бульвары его имени! Сумасшедшие перспективы!.. Вечное паломничество… Канал,
конечно, придется переименовать — извините, Александр Сергеевич…
Что ж, довольно уже мытарить нашего терпеливого читателя
глухими намеками на неясной изобретение. Раскроем карты: Питирим Филимонович
Кукк-Ушкин вот уже copoк лет был занят одной идеей — изобретением
универсальной человеческой еды. Эта еда, или, как предварительно нaзвал ее
изобретатель, Продукт, должна была заменить на планете Земля все разносолы и
своей доступностью, дешевизной, а может быть, и бесплатностью ликвидировать
сразу множество проблем, а своему творцу обеспечить бронзовые памятники по всем
культурным столицам.
Ради этой идеи и прожил Питирим всю свою жизнь, ради нее
даже мелким мошенничеством занимался в те далекие прохладные годы, ради нее
портил свой характер и ощетинивался, ради нее так и остался по штату младшим
гардеробщиком в Доме культуры, а ведь мог бы продвинуться до старшего
администратора.
В принципе Продукт был уже готов — в нем было больше
витаминов, белков и солей, чем в любой другой пище. Не хватало пока что одного —
вкуса. По идее Питирима, Продукт должен стать вкуснее любой самой вкусной еды,
вкуснее шоколадных тортов, вкуснее икры и устриц и даже вкуснее
свежевыпеченного ржаного хлеба. Тогда его будут с удовольствием есть все и
забудут разные разносолы, из-за которых в средние века разгорелось столько
войн.
Однако не получалось. Все получилось, вкус — не
получался. Пока что, прямо скажем, получился какой-то антивкус. Продукт был
настолько отвратительным, что даже сам творец его не решался проглотить целый
шарик. Один лишь Онегро, который лет тридцать пять назад был принесен в жертву
науке, вдруг привык к Продукту, стал его активно потреблять и жертвой себя не
чувствовал.
Так и сейчас, он с аппетитом прожевал и проглотил
зеленоватый, с искорками, шарик и, довольный, улегся рядом с системой.
Кукк-Ушкин попытался последовать его примеру, лизнул было шарик, но скрючился:
нет, Продукт был все еще далек от совершенства.
Должно быть, смола «гумчванс» скажет свое решительное слово
и, соединившись с остальными компонентами, придаст Продукту вкус амброзии,
которой, как известно, питались боги на Олимпе. Так он окончательно решил
принять предложение Ксантины Ананьевны и заезжего филантропа.
Он переправил готовый продукт в стеклянную печь
для обжига и закалки и крикнул в соседнюю комнату, то есть в
«лабораторию»:
— Ксантина Ананьевна, я согласен!
Молчание было ответом на его слова.
«Инвентор» прошел в «лабораторию», но своей непрошеной
гостьи там не нашел. Было тихо, и лишь летний ветерок тихо циркулировал под
высоким темным потолком, шевелил паутину и чуть-чуть шелестел клочками обоев.
