За ним еще с десяток хиппи толкали тележки с его
барахлом — с огромными кофрами из крокодильей кожи и с медными застежками,
молдингами и углами. Вся процессия катила к самолету «ЯК-40» зурбаганской
авиакомпании «Грин», к тому самому самолету, куда должны были погрузиться и
наши путешественники.
— Где я? — спросил Сиракузерс у агента компании,
сухопарого господина в треуголке с плюмажем. — Где я и куда я? Скоро
Нью-Йорк?
— Сэр, в соответствии с вашим билетом вы погружаетесь в
самолет компании «Грин» для дальнейшего следования в Гель-Гью. Нью-Йорк в вашей
дистанции не значится.
— Ах, да, я лечу в Буэнос-Айрес через Панаму, —
припомнил Сиракузерс.
— Отнюдь нет, сэр. Вы летите в Джакарту через Аделаиду
с посадкой в Гель-Гью.
— Зачем? — удивился мультимиллионер.
— Цель вашего путешествия, сэр, компании неизвестна.
— Плохо работаете! — рявкнул Сиракузерс, однако
выгрузился из коляски и стал подниматься по трапу.
Перед самолетным люком он протянул в сторону руки за
ножницами, видимо полагая, что сейчас перережет ленту и откроет какой-нибудь
новый павильон или филиал. Ножниц в руку ему, однако, никто не вложил.
— Нет, что-то не то, — пробурчал он и шагнул
внутрь.
Между тем его сундуки стояли под самым животом самолета в
ожидании погрузки.
— Родные и друзья! — торжественно произнес
Геннадий, обращаясь к делегации наших героев. — Как подсказывает мне
интуиция, сейчас наступает кульминационный момент нашего приключения, и потому
я исчезаю, если вы, конечно, не возражаете.
Гамма разноречивых чувств прошла по лицам героев. Друг
читатель, здесь я снимаю узду с вашего воображения и предоставляю вам полную
возможность вообразить себе эту гамму во всем ее объеме. Могу сказать лишь, что
завершила всю эту гамму решительная мама Элла.
— Дружище сын, ты гораздо опытнее всех нас в
международных делах, и интуиция тебя никогда не подводила, — сказала она.
— Поторопитесь, товарищ Гена Стратофонтов — сказал
Грант Аветисович, — поторопитесь, пока я заполняю таможенные декларации и
как будто бы ничего не вижу.
…«ЯК-40» авиакомпании «Грин» стартовал с зурбаганского
аэродрома, словно прыгун в высоту: короткий разбег, взлет, и вот он уже скрылся
за цепочкой нежно-зеленых гор.
— Что это за самолет? — спросил один из хиппи у
товарищей.
— Советская продукция, — ответил кто-то. —
Сорок мест, реактивный двигатель, может сесть прямо на крышу небоскреба твоего
папаши.
— Надо посоветовать папе купить такую штуку, в
хозяйстве не помешает, — сказал несчастный кули и заглянул через плечо
товарищу, который считал медяки, заработанные подвозом Сиракузерса. —
Сколько дал, кровосос?
— Не хватит и на кастрюлю бараньего супа, —
вздохнул товарищ.
Сиракузерс очень удивился, когда увидел приставленное прямо
к его рту дуло автомата.
— Пардон, я ничего не заказывал, — пробормотал он
и полез было себе под галстук за таблеткой ориентации, но тут над его головой
прогремел страшный голос:
— Ни с места, папаша, а то наглотаешься пуль!
Мясной король поднял глаза, увидел над собой каменную
челюсть, сплющенный нос, черные очки, вспомнил молодость и понял: он в руках
«ганга».
Прямо скажем, ничего особенного в самолете не происходило.
По нынешним временам довольно обычная процедура. Два бандита держали под
мушками экипаж самолета, пожилая дама в шляпе с розовыми цветочками угрожала
бомбой пассажирам, а четвертый бандит, самого устрашающего вида, адресовался
лично к мультимиллионеру Сиракузерсу. Словом, происходил вполне тривиальный
«хай-джекинг», то есть угон самолета в неизвестном направлении.
— О-хо-хо, — зевнул пожилой коммерсант, сидящий
рядом с бабушкой Стратофонтовой. — Я уже третий раз попадаю в такую
историю, мадам. Когда работа разъездная, ко всему привыкаешь, но скучно, мадам,
скучно. Люди разучились развлекаться. Реклама врет. Покупаешь чистое масло, а
там на 30 процентов химии. Прошу прощения, я обычно сплю во время захвата
самолетов. Спящий, как пьяный — в него не стреляют…
Он закрыл лицо газетой «Ежедневное зеркало» и тут же
захрапел.
Мария Спиридоновна не сказала своему соседу ни одного слова,
да она его и не слушала. Она трепетала от возмущения.
Всякий акт воздушного пиратства возмущал ее до глубины души
в первую очередь как летчика по профессии и не в последнюю очередь как рядового
человека. Лишь строгий взгляд Гранта Аветисовича остановил боевую женщину от
решительных, но, пожалуй, не очень продуманных действий.
— Да, Мария Спиридоновна, — посетовал товарищ
Помпезов, — на фронте всегда знаешь, что делать, за границей — не
всегда.
— Коллега, — возбужденно зашептал Юрий Игнатьевич
Четвёркин, — это я вам, Мария Спиридоновна. Во имя свободы мировой авиации
я готов пожертвовать собой. Созрел план. Я жертвую собой, а вы обезоруживаете
мерзавцев! Недурно?
— Юрий Игнатьевич, ваш план еще не созрел, —
сквозь зубы процедил папа Эдуард. — Прошу не торопиться.
Он сидел рядом со своей женой, мамой Эллой, и в эти
критические минуты супруги были до странности похожи друг на друга: и у
альпиниста, и у парашютистки были в эти критические минуты одинаково суженные
глаза, жесткий настороженный взгляд и одинаково напряженные позы. Спортсмены,
родители Геннадия, казалось, были готовы к прыжку.
Что касается молодежной части делегации, то она по-разному
реагировала на происходящее. Валентин Брюквин, не меняя безучастного выражения
лица, внутренне ликовал. Что там говорить, Брюквин Валя немного завидовал
выпавшим на долю его друга приключениям. И вот теперь он сам, мальчик, впервые
покинувший родной город, попал в такую блистательную передрягу. Появились
великолепнейшие возможности для проявления героизма и для показа окружающим,
включая сестер Вертопраховых, своего истинного лица, скрытого под маской
непрерывного спокойствия.
Даша Вертопрахова помрачнела: новая встреча с «мафиози»
напомнила ей недавние времена и ее жеманную и страшную «мамочку» мадам
Накамура-Бранчевску в ореоле ее фальшивой красоты.
